Три двести. Дашин парень весит три двести. Такой маленький, беспомощно повис на ладони медсестры. А орал, как взрослый. Даже докторша удивилась: «Ну и голосище». Значит, не все так могут. Горластый родился, настойчивый.
Ксения мыла пол. Выставив тощий зад, опускалась на четвереньки, чтобы достать под кроватью самые дальние половицы.
Даше хотелось есть. Черного хлеба бы. С солью. У нее даже слюна накопилась, до того захотелось черного хлеба с солью. Какой пахучий хлеб мама пекла... Не дождалась внука. Сейчас бы телеграмму... Надо бабке Аксинье отбить телеграмму. Бабка Аксинья не умеет читать. Егор прочтет. Напишу бабке Аксинье — пусть приезжает к нам жить. Она маленьких любит, будет возиться.
Ксения домывала пол уже у дверей. Перекрутила над ведром тряпку, руки мокрые, красные, с тряпки падают в ведро грязные капли. Встряхнула тряпку, ведро за дверь выставила. Сейчас уйдет.
— Ксения!
— Ась?
— Ксения, принеси мне черного хлеба. С солью.
— Да ведь завтрак скоро.
— Я не хочу завтрак. Попроси на кухне.
— Не повредит тебе?
— Хлеб-то? — удивилась Даша. — Попроси горбушку.
— Ладно, обожди. Пойду руки вымою.
Она протерла у порога пол, вынесла в коридор тряпку, звякнула ручкой ведра. Стало тихо. Больница еще не просыпалась. Где-то заплакал ребенок. Даша вздрогнула, напрягла слух, пытаясь угадать по голосу, не ее ли малыш плачет. Но ребенок как раз умолк.
Мягкие шаги послышались в коридоре. Вошла Ксения, держа руку в кармане старенького халата. Наклонилась над Дашей, вынула из кармана завернутый в газету ломоть хлеба и еще маленький пакетик — соль. Попросила.
— Сестре не сказывай.
Даша приподнялась повыше на подушку и стала есть. Хлеб был настоящий ржаной — черный, чуть липкий, с резким хорошим духом. Крупные кристаллики соли хрустели на зубах. Даша с наслаждением откусывала от горбушки, жевала, как лакомство.
В окно виделся ей небольшой клочок белого облачка в утренней сини неба, верхушка голой яблони и край деревянного больничного забора. Воробьи, слетевшись на яблоню, беспокойно обсуждали какое-то событие. Чирикали, перепрыгивали с ветки на ветку, даже попытались было установить истину по давно испытанному принципу: кто силен, тот и прав. Но драка быстро погасла. Стайка вдруг взвилась и улетела прочь.
Утреннее солнце стелилось по крашеному полу ясными бликами. Даша смяла клочки газеты, сунула под матрац, опять сползла по подушке пониже. И тут как раз принесли маленького кормить.
Даша приняла на руки крохотное запеленатое существо. Жадно разглядывала сына. Розовое личико недовольно морщилось, беззубый ротик открывался. Жалостная волна прошла у Даши по сердцу. Теплые мягкие десны чуть щекотно сжали сосок.
