Он проводит рукой по влажным волосам и подзывает меня к себе.
— Как она?
— Лучше. Попросила, чтобы ее выписали из лазарета.
— Даю согласие, — он кивает Ивану. Сердечник без лишних слов уходит выполнять задание и исчезает среди деревьев.
Дарклинг забирает свой кафтан у опричника и надевает его. Я подстраиваюсь под его шаг, и мы идем по одной из узких тропинок через рощу.
— Что еще? — спрашивает парень.
— Прошлой ночью к ней наведался аппарат и трепался о Святых и спасителях. Как я поняла, он либо пытался запугать ее до обморока, либо наскучить ей до смерти.
— Похоже, мне придется побеседовать с этим священником.
— Я сказала ей, что он безвреден.
— Едва ли, — хмыкает Дарклинг, — но он — доверенное лицо короля. Пока это всё, что имеет значение.
Наступает неловкое молчание. Мы выходим из-за деревьев на грязную дорогу, ведущую к тренировочному залу и конюшням. Дарклинг знает, что это еще не вся информация, но я пока не готова ей поделиться.
В это время дня здесь всегда пусто, не слышно ни звука, кроме фырканья лошадей в стойлах. В зимнем воздухе пахнет конским потом, навозом и сеном. Я морщу носик. Стоит немного отойти от Малого дворца, как попадаешь в сельскую местность!
В западном стойле — шесть одинаковых вороных коней. Их всегда запрягают в экипаж Дарклинга. Дойдя до ограждения, парень тихо свистит, и один из коней трусит к нам, подергивая шелковой гривой.
Я достаю клочок бумаги из рукава и вручаю его Дарклингу.
— Снова письмо следопыту, — говорит он без всякого удивления.
— Она боится, что его убили в битве, но пока не внесли в список умерших, — я мешкаю, а затем добавляю: — Еще мне кажется, что она боится, что он жив и забыл о ней.
Он изучает бумажку, после чего возвращает ее мне. Затем гладит длинную бархатную лошадиную морду.
— Что мне ей сказать? — спрашиваю я.
— Правду, — он поворачивается ко мне. — Скажи ей, куда перенаправили мальчишку.
— Она подумает…
— Я знаю, что она подумает, Женя.
Я прислоняюсь к ограждению, повернувшись спиной к загону, и начинаю теребить бумажку. Дарклинг что-то тихо нашептывает коню, но я не могу разобрать слова.
Я боюсь встречаться с ним взглядом, но все же набираюсь храбрости спросить:
— Тебе совсем на нее плевать?
Повисает короткая пауза.
— Что ты в действительности хочешь знать, Женя?
Я пожимаю плечами.
— Она мне нравится. Когда это все закончится…
— Хочешь знать, простит ли она тебя?
Я провожу пальцем по кривоватым строкам, написанным рукой Алины, по острым и косым буквам. У меня уже очень давно не было такой подруги.
