Они встретили ее вежливым молчанием. Мужчины, слегка суетясь, поспешили встать, Ева вяло ей улыбнулась.
Пока ее не было, они играли в карты и, похоже, умирали от скуки. Она рассказала о двух пойманных барракудах, ее поздравили с удачным уловом, потом вновь наступила тишина. Жозе не пыталась ее нарушить. Она сидела, опустив глаза, смотрела исподлобья на их руки и машинально считала пальцы. Когда она поняла, что делает, это ее рассмешило.
— Что с тобой?
— Ничего, я считала ваши пальцы.
— Слава Богу, настроение у тебя хорошее. А вот Брандон все это время был чернее тучи.
— Брандон? — удивилась Жозе. Она совсем забыла про игру Алана. — Брандон? А что случилось?
— Ты же заставила его прыгать с отплывающего катера. Ты что, не помнишь?
Все трое, как ни странно, выглядели обиженными.
— Конечно, помню. Просто я не хотела, чтобы Ева оставалась так долго наедине с тобой. Мало ли что могло случиться.
— Ты путаешь роли, — сказал Алан.
— У нас же не треугольник, а четырехугольник — значит, можно провести две диагонали. Не так ли, Ева?
Ева в замешательстве смотрела на нее.
— Но даже если, испытывая муки ревности, ты не обратил бы внимания на Еву и думал только о том, как мы с Брандоном милуемся, ловя рыбешку, она изнывала бы от скуки. Поэтому я и отправила Брандона на берег. Вот так. Что будем есть?
Брандон нервно раздавил в пепельнице сигарету. Ему было горько, что она столь насмешливо, пусть даже шутя, говорила о чудесном дне, который они могли бы провести вместе. На какое-то мгновение ей стало жалко его, но она уже была не в силах остановиться.
— Милые у тебя шуточки, — сказал Алан. — Как-то они понравятся Еве?
— Самую милую шутку я оставлю на десерт, — сказала Жозе.
Она уже не пыталась сдерживать себя. Ее вновь переполняли буйная радость, жажда острых ощущений и опрометчивых, безрассудных поступков — все то, что отличало ее так долго. Она чувствовала, как в ней вновь зарождается почти забытое внутреннее ликование, свобода, беспредельная беспечность. Она встала и ненадолго вышла в кухню.
Они обедали в напряженной тишине, которую прерывали лишь шутки Жозе, ее впечатления о разных странах, рассуждения о тонкостях кулинарии. В конце концов она заразила Киннелей своим смехом. Только Алан молчал и продолжал сверлить ее глазами. Он не переставая пил.
— А вот и десерт, — вдруг сказала Жозе и побледнела.
Подошел официант и поставил на стол круглый торт с зажженной свечой в центре.
— Эта свеча означает, что я впервые тебе изменила, — сказала Жозе.
