Глаза, еще подернутые туманом, с удивлением глядели на молчаливых молодых солдат. Словно сквозь страшный сон стал вспоминать, как отправил свой отряд, что с ним стряслось и где он нынче находится. Хотел что-то спросить, но не было сил. Рана на голове распухла. Там, видно, торчал осколок. Илья не представлял себе, кто ему теперь поможет. О враче не могло быть и речи.
Поманил пальцем бойцов pi тихонько проронил:
— А вы чего тут остались? Почему не пошли с ними? Кого ждете?
— Вас, товарищ лейтенант… Без вас никуда не уйдем… Не оставим в беде…
— Мои часы сочтены… Не видите, что ли?
— Не имеете права!.. Мы вас должны спасти!.. Жить вы должны, жить!
Один из них подошел к нему, смочил ему губы мокрым платком, вытер на лице запекшуюся кровь.
— Без вас ни за что не уйдем!..
Едва заметная улыбка мелькнула на его губах.
— Спасибо, ребята, спасибо, что вы такие… Но прошу, приказываю: уходите, идите туда, куда ушел отряд…
— Успокойтесь, товарищ лейтенант… Этот приказ не выполним.
Они какое-то время молчали, глядя на перекошенное болью лицо умирающего командира. Затем отправились к кустам, быстро и ловко соорудили нечто наподобие носилок, осторожно уложили раненого. И отправились вместе с ним степью в сторону Дона.
Ноша с каждым шагом становилась тяжелее. Раненый сильно стонал. Было ясно, что далеко с ним не уйдешь. Oни свернули туда, где виднелось что-то похожее на селение.
Теперь осталась одна надежда: если в селении остался хоть один живой человек, он должен помочь раненому. Ему нужен покой. Нужен врач, чтобы извлечь осколки.
Голова опухла так, что страшно было на него смотреть. Как он переносит эту мучительную боль, страшные страдания. И еще ясно: при таком мужестве и способности переносить боль он непременно выживет!..
Это придавало бойцам силы, и ноша не казалась уже такой тяжелой. Добрались до небольшого селения. Как ни странно, оно называлось Комаровкой. Снова Комаровка!
Небольшая изба, крытая соломой, была окружена со всех сторон густым, мрачным садом. Сюда и принесли измученного командира.
Старая женщина с угрюмым, но добрым лицом, узловатыми натруженными руками и ее старик — высокий, кряжистый человек с горько сжатыми губами и куцой бородкой — помогли солдатам занести в дом раненого. Вместе хлопотали возле него до рассвета — умыли, немного привели в чувство, перевязали, сняли с головы заскорузлые от крови бинты. Старуха смазала раны маслом, взятым из лампады под образом, в углу. Делая это, она что-то тихонько бормотала, может, молитву.
