Бойцам было все равно, лишь бы этот шепот помог их другу…
Всю эту процедуру раненый не видел и вообще уже опять ничего не чувствовал. Он тяжело дышал. Окошко распахнули, — хотя в просторной, но низенькой горнице было достаточно свежо, раненому воздуха не хватало.
Забрезжил рассвет. Он настойчиво пробивался в дом сквозь густую листву сада. А четверо людей не отходили от командира, стараясь привести его в чувство. При этом никто не проронил ни слова. Ни старушка, ни молчаливый старик ни о чем не расспрашивали, сами отлично понимали, что произошло с этим человеком, на которого два солдата смотрят такими любящими взорами. Старуха изредка продолжала что-то шептать, обращаясь к всевышнему с одним единственным вопросом: почему он пустил на землю фашистов-лиходеев, которые убивают, калечат хороших людей, уничтожают все, что с таким трудом было построено!
Этот непрекращающийся шепот, кажется, и разбудил раненого. Он широко раскрыл глаза. Как ни напрягал память, не мог вспомнить, что с ним стряслось, как очутился в этой хате, у незнакомых людей.
— Где мы, ребята? — спросил ослабевшим голосом, узнав солдат. — Где?
— Успокойтесь, товарищ лейтенант. Если не ошибаемся, то находимся в Комаровке.
— Опять Комаровка? — с трудом улыбнулся он. — Сколько же этих Комаровок будет на нашем пути?
— Это хорошее предзнаменование, сынок, — впервые за эту ночь заговорил хозяин дома. — Значит, жить будешь…
Лейтенант безнадежно махнул рукой, шире раскрыл глаза, осматривая незнакомую избу. И, увидев солдат, — смертельно усталые, они стояли, опираясь на свои автоматы, — ослабевшим голосом спросил:
— Ребята, почему вы остались? Я ведь велел вам уходить.
— Еще немного обождем… Полегчает вам, товарищ лейтенант, тогда вместе и пойдем…
— Я еще ваш командир, понимаете? Я еще живой и имею право приказывать… Почему не выполняете? Мне уже ничем не поможете… Чувствую приближение смерти… Вы там нужны, — кивнул он на раскрытое окошко. — Слышите?
— Не надо так, товарищ лейтенант… Вы жить должны!
Снова на его лице промелькнула болезненная улыбка:
— Спасибо, ребята… на добром слове. Но лучше идите, вам нельзя здесь оставаться…
Они смотрели на него с невыразимым участием, не представляли себе, чем могут помочь ему. Опустились на лавку под оконцем и закурили.
— Товарищ командир, может, сделаете пару затяжек, а? Иногда помогает… Хорошая махорочка… Завалялась…
— Спасибо… Это можно…
Солдат вскочил с места, поднес ему окурок, сунул в губы:
