Пролетарские поэты Серебряного века | страница 19
Темнят и коптят небеса,
И блекнет от дыма и смрада
Природы блаженной краса…
А ночью, как ад, подземелье,
Завод весь огнём озарит.
И город, и степь, и селенья,
И море, что тихо шумит.
Настанет ли утро с зарёю,
Он хриплой гортанью ревёт
И тех, кто обижен судьбою,
На труд и на муки зовёт,
И люди труда и мытарства,
Голодные, в платье худом
Идут в это грозное царство,
Где спорит железо с огнём.
Идут и под грохот машины,
Под пара всесильного вой,
Сгибают усталые спины
И пот проливают там свой…
И ночью и днём неустанно
Там люди корпят в мастерских,
В объятьях завода-гиганта, —
Давно все забыли о них.
Лишь изредка стон пронесётся,
Пронзительно грохот покрыв,
И рать бедняков всколыхнётся,
Все взоры туда устремив,
И снова всё смолкнет, лишь трубы,
Как прежде, коптят небосклон,
Да слышится скрежет сквозь зубы,
Да изредка слышится стон.
Аксень-Ачкасов (И.И. Садофьев)
В заводе
Сбежались. Смотрите. Чего?
Чего волнуетесь напрасно?
Кричите: «Кровь, убит, ужасно».
Ужель вам больно за него?
Ну, труп? Ну, что же? Ну, лежит
В крови; в крови палач – машина.
Ведь это вечная картина:
Здесь каждый день – убит.
Здесь смерть всегда над головой
Витает, косит беспощадно,
А наше тело гложет жадно
Завод-зверь, страшный, хищный, злой!
Он нам кричит: «Я – властелин!
А вы – рабы, мои игрушки!
Вы мясо для моей пирушки,
Бездушней вы стальных машин!»
И мы, страшася век его,
Стонали, плакали от боли,
Не зная лучшей жизни – воли,
Тирана чтили своего.
Теперь довольно страха, слёз!
Узнали мы, страдая годы,
Что лишь борьба несёт свободу,
А страх – он рабство только нёс!
Вася Рычаг
Муза
Наша муза давно свою лиру взяла,
В Александровский рынок стащила,
Там себе молоток да зубило взяла…
Инструментишко, в общем, купила.
Ловко бьёт молотком, бойко пилит пилой
И куёт, и частенько строгает,
И, как встарь, уж ни-ни… об очах не поёт
И чувств нежных к ним меньше питает;
Слёз притворных не льёт, не кричит «караул»
(Это раньше за ней замечалось,
Когда, вместо того, чтобы быть в мастерской,
По Парнассам там разным шаталась).
Баба стала теперь просто прелесть одна —
Не визжит, не совсем бестолкова,
Хоть порой «господа» говорят, что груба, —
Телу «горнему» грубость здорова.
Ф. Лобанов-Бельский
На фабрике
Фабричных труб и корпусов
Во мгле маячат силуэты.
Неясным гулом голосов
Наполнен ранний час рассвета.
Из распахнувшихся ворот
Спешит к домам ночная смена;
На смену ей других зовёт
Колдунья фабрики – сирена…
И только в вышине одна
Звезда бессменная рассвета
Печальных пасынков труда
Встречает ласковым приветом.