Одно время, давным-давно, он пробовал поближе сойтись с Джереком Карнелианом, со стороны завидуя душевной стойкости Джерека. По мнению Вертера, его товарищ по несчастью сохранял в памяти долгие годы растерянности, сомнений и самоотчуждения-все то, что не переставало бередить душу самому Вертеру. Но Джерек оказался достойнейшим творением насквозь искусственной Железной Орхидеи. Он был не в силах припомнить ни глубоких страданий, ни даже сильных детских переживаний. Он искренне старался сделать приятное Вертеру, но в конце концов вынужден был признаться, что детство у него было совершенно безоблачно и состояло из одних радостей.
Тогда Вертер раз и навсегда для себя решил, что Джерек-человек бездушный. Впоследствии и происхождение Джерека стало вызывать у нашего героя все более серьезные сомнения. Вполне могло статься, что разговоры о своем детстве жеманный Карнелиан ведет, естественно, из щегольства.
Впрочем, теперь Вертеру было не до этого. Настала очередь постели. Он воздвиг кровать-мягче пуха, с серебристыми шелковыми простынями, со столбиками из слоновой кости и балдахином из прозрачного целлофана, только чуть желтоватого, чтобы подчеркнуть драгоценность и древность благородного материала. Пол
перед постелью устилал ковер из шкур хомяков-альбиносов и трехцветных кошек.
Для туалета Вертером была выбрана красно-синяя керамика с замысловатыми узорами. Фарфоровые чаши наполняли живые цветы: молочай, источавший молоко, львиный зев, лютики, шанхайские лилии, алые маргаритки (Вертер не забыл включить в убранство цветы, носящие имя его приемной дочери). Лимонадно-пурпурные маки стояли зарослями, а чайно-зеленые розы вились по стенам, кудрявясь бежевым, пунцовым и палевым. С ними соседствовали голубые, как небо, тюльпаны и изумрудные цинии в пышном сером цветении. Все вокруг переполняли пьянящие ароматы.
По углам у самого потолка разместились корзинки с яйцами- символы христианства. У стены, подле окна,-этажерка с рядами маленьких живых человечков на полках (такими и сам Вертер играл в детстве). Возле кровати-трюмо. Его трюмы наполняли разнообразные одеяния. Пристроив у двери полный набор кубиков и два рубика, Вертер счел обстановку подобающей для юной леди.
Вероятно, ей захочется кое-что изменить, предположил он и порадовался своей сдержанности в подборе обстановки. Нетрудно было предугадать восторг невинного ребенка в момент пробуждения. И, конечно, следовало позаботиться о регулярном чередовании дня и ночи-для растущего организма это немаловажно. Так приятно сознавать, что солнце покидает небосвод в урочный час, чтобы завтра явиться в положенное время, заливая землю световым великолепием. Тут ему вспомнилась еще одна существенная деталь. Поворот Кольца Власти на левой руке расцветил черный бархат ночи сверканием звезд, звездочек и лун. Вертер вновь трепетно склонился над юным телом, перенес гостью в постель и заботливо укрыл серебристой простыней до самого подбородка. Такого еще детского и непорочного. В приливе нежности он целомудренно коснулся губами ее лба и потихоньку удалился. За дверью, сотворенной из листвы бесенной лиственницы, Вертер задержался, перебирая вновь чувства, переполнявшие душу. Лицо, столь долго выражавшее лишь тоску и уныние, осветилось улыбкой.
