Процесс преображения доставил Альбине много радостей. Метаморфоза потрясла всех, кроме Геннадия Петровича. Он, правда, тоже не узнал сперва Альбины, но когда рассмотрел, что это она, посерел и брезгливо сморщился. Альбина никак не могла поверить в свой новый провал. Наконец стала она подозревать, что причина всех ее несчастий, ее крушения, причина невыносимой, убивающей маяты и мужа, и сына — не дурь, не гормоны, не возрастное затмение. Причина — сама Таня. Пока есть Таня — любая, пусть забывшая, пусть равнодушная, пусть нелюбящая — все будет по-прежнему, так же ужасно и невозможно. Как бы расколдовать все назад, как бы обрызгать и себя, и их двоих любимых, и стылый дом какой-нибудь живой водой? Да, ведь еще и мертвая вода бывает…
— Я понимаю, конечно, меру вашего отчаяния, — холодно отшатнулся Самоваров от несчастной Альбины, — но не могу уяснить…
— Верните его! — твердила Альбина, как заведенная. — Ваши связи! Ваше влияние! Он ни в чем не виноват. Ее он не душил, я это знаю точно, так же точно, как то, что сегодня воскресенье. Да и Мошкина он не бил! Может быть, потрепал слегка. Он чуть ли не каждый день треплет Мумозина (а ведь это художественный руководитель) — и ничего! И другие ничего! Да если б за это сажали, он бы давно… Ваши связи!
Самоваров отмахнулся:
— Что вы в самом деле!
Альбину вдруг осенило. Она рванула застежку сумочки так, что молния взвизгнула, быстро порылась и пошуршала чем-то и наконец зажала в кулаке какие-то бумажки. Однако кулака из сумочки она не вынимала.
— Сколько вы берете? — твердо и деловито спросила она. — Я знаю, что много. Но сколько? У меня сейчас с собой только полтораста, но потом…
Самоваров побелел и вскочил, вздернув за собой и Настю.
— Что вы себе позволяете! — вскрикнул он не своим, тонким голосом. — Я? Много беру?
— Если на порядок больше, чем полтораста — я понимаю, много больше! — я постараюсь к вечеру, — невозмутимо заявила Альбина. — Но мне нужны определенные гарантии. Чего вы так всполошились? Нас никто не слышит и не видит. Вы что, не хотите помочь?
Самоваров совсем вышел из себя:
— Не хочу! Не хочу! Хоть я и знаменитый взяточник! Я беру много — но не хочу! Какая сволочь вам про меня все это наплела?
— Кульковский Владимир Николаевич. Вы же не станете спорить, что это порядочный и надежный человек. Я понимаю, вы меня не знаете, опасаетесь доверять, но деньги я достану! А меня могут рекомендовать… тот же Кульковский, в высшей степени порядочный…
