Через всю пристань тянется глубокий след в деревянной обшивке, который оставила кулиса, волочившаяся на прицепе к машине.
Ингмар провожает глазами взгляд Гуннара, наблюдающего за стайкой овсянок, что словно осадок в стакане с водой взвихряются с желтых листьев под кленом.
* * *
Облокотившись на дверной косяк, чтобы немного отдохнуть, Ингмар смотрит на церковные ограждения, на мощные подпорки кулис.
Словно для того, чтобы удержать на месте огромное стадо скота, думает он, перешагивая через кабели и мотки шнуров, перетянутые изолентой, хромая мимо коробки с катушками киноленты. Он медленно пробирается по опустевшему павильону, однако ногу под коленом пронзает такая боль, что он вынужден остановиться и сесть на стул возле курилки.
Задрав штанину, он понимает, что позабыл о протезе.
Он таращится на пластмассовую ногу, на гильзу, блестящие изгибы искусственной лодыжки.
Непостижимым образом руки привычно двигаются, ослабляя ремни, отстегивая протез и массируя культю.
Входит Макс с открытой бутылкой шампанского. Он подмигивает, отстегивает свою искусственную руку и наполняет ее вином. Ингмар смеется, подставляя пластмассовую ногу. Макс наливает туда вина, и они чокаются.
Ингмар сидит в темноте просторного хорового зала между Свеном и Стигом Флудином. Хмель все еще не покинул тело, он улыбается самому себе. Пленки с первыми съемками проявлены.
В светлом прямоугольнике со скругленными концами видно большое распятие, висящее на стене ризницы, бархатный сачок для сбора пожертвований, который опустошает чья-то рука, термос, который кто-то ставит на стол.
Пастор садится, кашляет, встает и подходит к окну.
— Что за ерунда со звуком? — шепчет Ингмар.
Он встает, щурясь на окошко, где установлен проектор.
— Погоди, — говорит Стиг, пытаясь удержать его.
Сев обратно, он видит, как служка протирает очки, и замирает, когда тот говорит с пастором об одиночестве.
— Звук такой, будто дело происходит не в ризнице, а в консервной банке, — говорит Ингмар, когда меняют катушку.
— Давай послушаем следующую.
— Готовы?
— Поторопитесь.
Снова на экране сачок, термос и пастор, который встает у окна. Палец передвигает монеты на столе, очки на фоне ноябрьского солнца.
— Звук просто ужасный, никуда не годится, — говорит Ингмар. — Придется записывать все по новой.
Стиг трет лицо руками и шепчет: «Черт, черт, черт!»
Все разговаривают вполголоса, обсуждая световую хлопушку.
Ингмар чувствует, как учащается пульс.
— Ну что? Все из-за нее?
