Вовси сухо сказал, что письмо передаст, и так же подчеркнуто сухо добавил: он ничего больше не станет спрашивать и советов давать не станет, и только еще раз хочет повторить Ксении Николаевне: для Вадима Николаевича она самое дорогое, что у него осталось. Он потерял своего царя, он потерял веру в русскую армию и государство, он не верит собственному сыну, проповедующему чуждые идеи. Уходя из дома, она наносит деду страшный удар, пусть она хорошенько подумает об этом на пороге.
Может быть, она оставит ему какой-нибудь адрес? Он никому не сообщит его, но пусть у него будет ее адрес — так, на крайний случай. Мало ли что может произойти в такое время, когда людям потеряться легче, чем найтись.
— Нет у меня никакого адреса, — готовая расплакаться, прошептала девушка.
Маленький доктор, вдруг решившись, заслонил собою дверь и даже раскинул руки, не очень веря в плодотворность своих намерений и в твердость характера, сложившегося за многие годы унижений, боязни оскорблений и просто боязни за свою жизнь.
— Оставьте меня! Оставьте меня! — с ненавистью прошипела Ксения и, оттолкнув плечом щуплого Вовси, выскочила за дверь...
Усталые, разморенные жарой, пылью и трудной дорогой, кони еле-еле тащили телегу. Она поскрипывала и постанывала. То из-под одного колеса, то из-под другого выскальзывала щебенка, видно недавно подсыпанная в разбитую кое-где колею. Максим дремал. С того момента, как Ксения, догнав его, села, он так и не сказал ни слова.
Дорога была пустынна. Медленно, словно нехотя, отступали назад хвойные деревья, источавшие мягкий и стойкий аромат, напоминавший Ксении неистребимый запах китайских вееров — запах тамариска, ненавистный ей в последнее время и вызывавший легкую тошноту. Крымская природа стала раздражать Ксению. Ксении хотелось спать и дремалось, но телегу трясло. То переднее, то заднее колесо наползало на камень и падало с него, — Ксения вздрагивала и еще крепче старалась ухватиться за положенную Максимом поперек телеги доску, на которой она сидела. От напряженной, неудобной позы у нее устали руки и ломило тело, а шею и спину почему-то особенно сильно
Дорога свернула к северу, поближе к горам и подальше от моря. Лошади пошли еще медленнее, с натугой. Они, как заведенные, по очереди часто отворачивали хвосты и долго, на одной ноте, попердывали. Эти звуки мучительно стесняли Ксению. Старый возчик ловко спрыгнул с передка и, причмокивая и крутя вожжами, пошел вровень с телегой.
