Наконец растрепанная, свежая после ванны, завернувшаяся в пеньюар, в шлепанцах на босу ногу Пат вошла в комнату.
Она тут же повелительным жестом прижала указательный палец к губам Анри и мечтательно заговорила по-английски, глядя ему прямо в глаза:
— Я думала о тебе, проснувшись. Тебе повезло. Мы переживем прекрасное приключение. Оно началось вчера, так написано в моем гороскопе. Ты будешь моей памятью о Париже. Нужно, чтобы это было очень приятное воспоминание, обещай мне это. Я уже в твоих руках, но тебе пока не нужно это знать. Ты будешь мой француз. Каждая англичанка должна узнать одного француза в своей жизни, любой француз должен однажды полюбить англичанку. Поэтому нужно, чтобы ты меня любил, ты. Я больше не могу.
Он старался понять ту смутную музыку, которая тихо звучала рядом с ним. Он знал, что это важно. Но не мог разобрать и двух нот. Он был уверен, что она не будет переводить, впрочем, и просить ее об этом не стал. Она отошла от него, села на кровать, растерянная, и продолжала, как бы для самой себя:
— Нет, я больше не могу. Я отдала бы Лондон и Париж за то, чтобы любить тебя. Ты не знаешь лондонских доков. Мое сердце — сердце Леди Доков утонуло в Темзе, маленький француз. Будь ласковым со мной, очень милым, очень нежным, потому что нужно, чтобы я забыла. Нужно. Мне двадцать семь лет, и я хочу жить.
Он понял отдельные слова — Париж, Лондон, маленький француз и, конечно, «я хочу жить». Чувствуя себя неловко, прошептал:
— Остановитесь, Пат. Остановитесь. Вы больше не со мной. Говорите теперь по-французски. Не грустите. Я так счастлив быть рядом с вами…
Она посмотрела на него любящим взглядом:
— Ты прав. Это не твоя вина.
Она поднялась и повернулась к солнцу, заливавшему комнату.
— Я не грущу. Я счастлива, очень. Извините меня, Анри. Теперь идите в ванную. Я оденусь.
Он уже пошел было туда, когда она произнесла его имя и протянула ему руку. Анри колебался.
— Поцелуйте мою руку еще раз.
Он надолго припал к ее руке. Когда ее охватило волнение, похожее на то, какое испытывал он сам, Пат отстранилась.
— Идите, Анри.
Он закрыл за собой дверь ванной комнаты. У него было такое чувство, как будто он оказался на самом дне ловушки. Теперь она была обнаженная в комнате. Ему никогда не будет дарована милость находиться в той комнате, где она предстает в своем женском обличье. От этой чехарды у него сжималось горло. Здесь было еще хуже, чем в комнате, в этих влажных запахах ванной.
