Чем дальше уходил Геверл от дома Лотры, тем сильнее ему казалось, что сделал это не он, а кто-то другой. Он все меньше и меньше понимал смысл содеянного и все больше удивлялся тому, что совершил. Геверла передергивало от стыда, словно его тело пыталось стряхнуть с себя воспоминание о случившемся. Но воспоминание, увы, не стряхивалось.
Придя домой, он помочился, чтобы не образовалась пробка, поел шоколада, чтобы успокоиться, и лег в постель. Какое-то время он лежал в темноте и размышлял о своей участи и вдруг почувствовал, что у него перехватывает горло и щиплет в глазах. Две слезинки жалости к самому себе вытекли из глаз. Что побуждает его совершать такие странные, бессмысленные поступки? Разве не являет он собой символ абсурдности человеческого существования? Не только Лотра, но и он умеет оплакивать свою пропащую жизнь, проходящую так бессмысленно и некрасиво. Он тоже, да-да, и он тоже заслужил немножко любви.
Какое-то время Геверл еще лежал и размышлял о своем идиотском поступке, но уже не так, как раньше, не всерьез, а, скорее, по инерции. Спросил себя раз десять: «Зачем? Зачем? Зачем?» — и перестал.
Нет, а что тут, собственно, такого, вдруг подумал он, перейдя в контратаку. Что это вообще за странная потребность такая — все объяснять? Разве в этом мире все уже до конца объяснено? Разве ученые разгадали тайну возникновения жизни? Или, скажем, тайну сотворения мира? Или, может быть, кто-нибудь проник в тайну искусства? Ну так пусть на Земле будет еще одна неразгаданная тайна.
Эта внезапно пришедшая в голову мысль наполнила душу Геверла гордостью. Мало того что он совершил такой странный поступок, вдобавок ко всему у него теперь тоже есть тайна, которая ничем не хуже других мировых загадок. «Да, — не без удовлетворения подытожил он в конце концов. — Воистину непостижима душа человеческая». И погрузился в сон.
1. БЕСКОНЕЧНОСТЬ И СЪЕЖИВАНИЕ,
ИЛИ СОТВОРЕНИЕ МИРА ЗА СЧЕТ ОГРАНИЧЕНИЯ ПРОСТРАНСТВА, ЗАНИМАЕМОГО БОГОМ
>Крохотное размышление.
Существует мнение, что Бог, некогда заполнявший своей бесконечной субстанцией пространство Вселенной до такой степени, что в ней не оставалось ни единой пустой щелочки и трещинки, в один прекрасный момент вынужден был потесниться и съежиться, чтобы освободить место для мира, который он собирался сотворить.
Нечто похожее произошло и в нашем городе, в магазине женского белья престарелого профессора Каплицкого. В своем магазине Каплицкий был безраздельным властелином. В его хозяйстве царили образцовый порядок и дисциплина. Но поскольку Каплицкий вечно злился на клиенток, высасывавших из него все силы и пивших, как он считал, его кровь, бледные губы старика всегда были плотно сжаты, а руки постоянно дрожали. Работавший у него покорный и трусоватый продавец всем своим видом демонстрировал постоянную готовность немедленно выполнить любое указание Каплицкого. Весь магазин был без остатка заполнен профессором Каплицким. Там Каплицкий. Сям Каплицкий. Если же где-то не было самого Каплицкого, там висела фотография отца Каплицкого, который выглядел в точности, как сын, с той лишь небольшой разницей, что здравствующий Каплицкий был старый, потертый и изжеванный жизнью, а усопший Каплицкий на стене — молодой, бодрый и вечно живой.
