– А скажи, зачем ты нам помогаешь? – спросил я ее.
Женщина остановилась, повернулась ко мне и вытерла широкой ладонью лоб.
– Он вот, – ткнула она локтем в сторону певца за моей спиной, – защитить меня хотел.
Потом она отвернулась, перехватила поудобнее свой фонарь, и мы пошли дальше.
Наконец, через десять или пятнадцать минут мы, повернув сильно влево, поднялись по земляным ступенькам и уперлись в кладку темного от времени кирпича, в которой была старая дверь из давно посеревшего и подгнившего по краям дерева.
– Сюда, – сказала Агафья. – Тока я не пойду. Мне больше не надо.
– А раньше надо было? – спросил я.
Агафья пожала плечами, покрытыми старым ее платком.
– Ты давеча меня про ребеночка спрашивал. Я ведь что? Хотела ребеночка вытравить. Пошла сюда вот – к Полковнику. Он хоть и доктор, а из военных. Тока он беленькой сильно балуется. Я пришла, а он спит. Потом пришла – гонит. Руки у него дрожат. Раньше хороший был доктор. А теперь…
Агафья сплюнула.
– Доктор хороший. Был. Человек – злой.
– Понятно. А как ты здесь оказалась? Хочу поблагодарить тебя.
Агафья махнула рукой:
– Не за что. Меня мой послал – ведра выносить. Ну, тот, который деньги мои в «Каторге» отобрал. Обозлился из-за вас. А я – вон чего.
Больше она ничего не сказала, а просто протиснулась мимо нас и ушла.
Мы остались вдвоем.
– Не показалось вам странным, Владимир Алексеевич… – начал Шаляпин.
– Да, – кивнул я. – Но предлагаю об этом поговорить там. – Я указал пальцем на дверь.
Шаляпин взялся за почерневшую железную ручку и попытался открыть дверь.
– Заперто.
– Наверное, изнутри на щеколду закрыл, – предположил я.
– Будем ломать?
– Дайте-ка, – попросил я, и певец отступил.
Я схватил ручку и осторожно подергал. Потом замер и рванул дверь посильнее. Послышался металлический стук – дверь распахнулась. На – полу с той стороны валялся сорванный мной крючок.
Мы молча вбежали в помещение за дверью и попытались осветить его светом двух своих огарков.
– Ну как, есть тут кто? – спросил Шаляпин.
– Не похоже…
– Смотрите!
Шаляпин стоял возле большой металлической кровати, со столешницей, положенной вместо сетки. Над кроватью на веревке висела большая лампа.
– Похоже на операционный стол.
– Попробуйте зажечь эту лампу. Вдруг керосин еще остался?
Шаляпин со скрипом вывинтил побольше фитиля и приложил к нему огонек своей свечи. К счастью, в лампе действительно был керосин, и скоро помещение, в которое мы попали, осветилось неярким светом.
