Наконец я увидел вход и понял, что оказался перед ходом к новым схронам. Я не знал – туда ли поволокли Шаляпина, однако это был кратчайший путь от места, где на нас напали. Несколько минут я лихорадочно шел вперед по сырой подземной дыре, все больше впадая в отчаяние, слыша только чавкание грязи под вконец испорченными ботинками, как вдруг услышал новый звук – низкий и мелодичный. Сердце мое забилось быстрее – жив! Жив и подает мне сигнал! Я ведь сам в шутку сказал Шаляпину: если мы потеряемся под землей – пойте, чтобы я вас нашел!
Я почти побежал вперед, прикрывая ладонью пламя свечи, и чуть было не промахнулся мимо нового ответвления земляного коридора, откуда и доносился уже вполне различимый голос моего спутника:
Не гром гремит, да не комар пищит!
Это кум до кумы судака тащит!
Эй, кумушка, да ты голубушка!
Свари, кума, судака,
Чтобы юшка была!
– Федор Иванович! – закричал я, врываясь в дыру, откуда шел голос. – Живы?
– Жив! – раздался в ответ смеющийся голос певца. – Жив, да еще как! Вот уж приключение! Вот только батарея села. Сижу, пою, ничего не вижу! Жду, когда вы меня найдете! А тут и вы!
Я тоже рассмеялся облегченно, хотя вид Шаляпина, представший мне в свете свечи, был ужасен.
Он сидел, привалившись к стене, без своего пальто, в одной разодранной рубахе – рядом валялся американский фонарь. Все лицо Шаляпина представляло собой какую-то маску из грязи и крови. Певец протянул ко мне перепачканную руку, и я помог ему встать.
– Сильно они вас? Целы? – спросил я с тревогой.
– Так, дали пару раз по физиономии. И по ребрам, но вроде… – он ощупал себе бока, – вроде все цело. И голова побаливает. Они ж меня по голове сначала ударили – я и отключился.
– Как же вам удалось…
Он засмеялся:
– Позже расскажу! А пока пойдем к доктору!
Я огорчился:
– Как же мы к нему пойдем? Болдоха нас предал. Мы в новых схронах. Нам бы дорогу обратно найти…
– Ничего, – весело ответил Шаляпин. – У нас другой проводник теперь есть. Посветите-ка вон в тот угол!
Я выполнил просьбу и чуть не выронил свечу от неожиданности:
– Агафья!
Да, наша недавняя визави из «Каторги» сидела в углу на корточках, прикрывая глаза от свечи. У ног ее стояла старая шахтерская лампа с прикрученным фитилем.
– Ну, я! – отозвалась она. – Пойдем, что ли?
Я передал Шаляпину, сунувшему в карман свой погасший фонарь, последнюю свечку, и мы двинулись вслед за «теткой». Я старался запоминать повороты, чтобы потом нанести их на свою карту. Наконец, мне показалось, что мы снова вернулись на «Подлянку». Тогда я окликнул нашу проводницу и спросил – так ли это. Агафья кивнула.
