Было видно, что Шаляпин возмущен таким предложением и собирается отказаться. Но я положил ему руку на плечо и кивнул, глазами прося не ломаться.
Певец вздохнул и начал:
То не ветер ветку клонит.
Не дубравушка шумит.
То мое, мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит…
Он пел тихо, вполголоса, но очень… очень хорошо – выразительно и просто. Болдоха за те несколько минут, что Шаляпин пел, совсем забыл курить свою «козью ножку». А когда он кончил, каторжник вздохнул и помотал головой:
– Ну… Вот уж правда – певец! Всем певцам – певец…
– Так что насчет доктора? – спросил я, пользуясь моментом.
– Какого доктора? – невинно переспросил Болдоха.
Опять – двадцать пять!
– Ну что же! – сказал я. – Смотрю, ты нам не хочешь помочь. Так и нам нечего тут больше оставаться. Пойдем дальше, посмотрим, может, кто другой поможет.
Я повернулся к выходу и дал знак Шаляпину возвращаться в «Подлянку».
– Ляксеич!
Я остановился:
– Что тебе?
– Погоди.
Я обернулся. Болдоха кряхтя встал.
– Никто тебе не поможет. Все ушли в новые схроны, когда услышали, что вы тут ошиваетесь. Слыхал про новые схроны?
Я кивнул. Эта часть подземелья была мне совершенно незнакома – на моем плане она обозначалась несколькими линиями, которые вели от «Ямы», то есть подземного кладбища, уходившими в пустоту, мой гид в прошлом путешествии и сам не знал, куда они ведут. Конечно, я предполагал, что наши поиски могли завести и в эту терра инкогнита, но надеялся обойтись без этого путешествия в никуда.
– Что же, придется обойтись своими силами, – сказал я.
– Погодь, Ляксеич!
– Ну что еще тебе?
– С вами пойду.
– С чего бы это?
Болдоха указал на Шаляпина:
– Жаль, если такой голос тут сгинет. Хорошо поет! Шаляпин!
Мы прижались к стене, пропуская мимо себя Болдоху. Я было предложил ему свечу, но он только отмахнулся, сказав, что и так помнит, куда идти.
– А ну, не отставай! – крикнул каторжник и пошел, согнувшись, вперед по подземному ходу.
Шаляпин схватил меня за рукав и наклонился к уху.
– Сработало, Владимир Алексеевич! – восторженно прошептал он.
Я покачал головой:
– Не торопитесь, Федор Иванович, что-то тут нечисто…
– Ну, идешь, что ли? – раздался впереди голос Болдохи. И мы двинулись за ним.
Некоторое время мы двигались молча по «Подлянке», а потом каторжник вдруг свернул влево. На моей карте, как я ее запомнил, тут был поворот как раз к «Яме». Догнав нашего проводника, я похлопал его по плечу.
– Куда это ты нас ведешь? Разве нам туда?
