В неистовстве выбежал Лапидус из дома раввина. «Я ему этого никогда не прощу!» — поклялся он и отправился поговорить по душам с реб Ошер-Аншлом, так же не похожим на своего зятя реб Лейви, как небо не похоже на землю. И все же моэл решил для себя, что словом не обмолвится реб Ошер-Аншлу ни насчет полоцкого даяна, ни насчет реб Лейви Гурвица. Он понял, что, как бы раввины ни гневались друг на друга, они смыкают ряды, как только дело коснется кого-нибудь из прихожан.
Лапидус встретил реб Ошер-Аншла на улице, когда тот возвращался домой после утренней молитвы, неся под мышкой тяжелый мешок с талесом. «Где Тора и где воздаяние?» — начал моэл. Вот уже более тридцати лет бегает он от одной роженицы к другой и не берет ни гроша, а если надо, то приносит еще и бутылку вина для кидеша. У скольких молодых людей, которым когда-то делал обрезание, он был на свадьбе! Все моэлы Вильны, Гродно и окрестностей — его ученики. Правда, однажды он совершил глупость — научил делать обрезание этого Касриэля Зелингера. И он знает, что на том свете ему придется отвечать за то, что он обучил священному ремеслу совершенного невежду. Но у него есть оправдание: он помышлял о славе Божьей! Да и как мог он предвидеть, что этот Зелингер поселится в Вильне и примется орудовать в своей резницкой даже после наступления субботы? Но уж теперь, когда все это видят и знают, непонятно, как разрешают Зелингеру быть моэлом?
Реб Ошер-Аншл привык к тому, что по дороге из синагоги кто-то останавливает его и рассказывает ему секреты, о которых нельзя было говорить в помещении раввинского суда, при разводе. Но вот он уже добрался до своего Гитки-Тойбиного переулка и надеялся, что на сегодня избавлен от встреч и секретов. Но нет, не повезло, да и жалобщик такой — вовсе неожиданность! И вот раввин, специалист по разводам, стоит, опустив глаза, дергает свою бороду, приподнимается на цыпочки. Когда кто-то говорит с ним слишком долго, а под рукой нет «Еврейской энциклопедии», реб Ошер-Аншл подпрыгивает на месте, сдерживая нетерпение. И чем дольше поносит моэл Лапидус своего бывшего ученика Зелингера, тем чаще и выше подскакивает раввин, а затем, наконец, прерывает моэла вопросом:
— Нет ли у вас папироски?
Лапидус раскрывает свой серебряный портсигар, подносит раввину папиросу и зажигает спичку. Раввин курит, а моэл все поносит, все обличает своего бывшего ученика:
— Он вовсе обманщик! Имущество записал на имя жены, а кредиторам показал фигу! Он буквально разоряет бедных молодых людей, которые идут к нему учиться. Меньше пятисот злотых не берет, да и деньги эти требует отдавать ему в долларах, не в злотых! Он ходит по клиникам и становится все богаче. Если знает, что ему не заплатят — даже к нищим не пойдет делать обрезание! А с награбленными деньгами едет в Лодзь и привозит оттуда ткани — шерсть со льном! — и распродает их в пятницу вечером!
