«Я знаю о Рахметове больше, чем говорю», — пишет автор. И тем не менее личность его обрисована достаточно полно и ярко, и догадываться можно о многом, в том числе и о том, что его «мрачность» и «грубость» есть лишь оболочка, сковывающая те самые горячие рыдания, которыми разразился Рахметов еще в юности, когда Кирсанов просвещал его. Рахметов относительно «пассивен» в сюжете потому, что его активность проявляется вне пределов этого сюжета; она «читается» и ощущается по-настоящему в широком идейно-художественном контексте романа и даже выходит за пределы книги в своем воздействии на читателей. Этот поразительный и оригинальный эффект — «недействующее» лицо оказывается главным — составляет одно из достижений Чернышевского-романиста, его новаторский шаг в литературе, продемонстрировавший широкие возможности публицистического, общественно-философского романа.
Необходимо отметить, что, при всем ригоризме, максимализме и прочих качествах, всегда приходящих на ум, когда вспоминаешь Рахметова, в этом образе заключено глубоко человечное содержание. Речь не только о высоких идеалах Рахметова, не только о том, что сам автор характеризует своего героя как человека с пламенной любовью к добру, что Вера Павловна за его мрачностью и грубостью увидела нежную и добрую душу. Речь еще и о самом содержании слов, которыми называют Рахметова другие герои и сам автор, — «особенный человек», «необыкновенный человек», «высшая натура». Поверхностному взгляду может показаться, что это — поэтизация «сверхчеловеческого», обожествление «высших натур» за счет принижения «обыкновенных». Но дело обстоит совсем наоборот. Ничего сверхчеловеческого и подавляющего в Рахметове нет. Просто он сильнее других людей, как это и бывает в жизни. Человечность и реальный взгляд автора на вещи в том и состоят, что, хотя Рахметов — заразительный пример, но в его образе нет ничего императивного; автор не говорит читателю: «Будь непременно таким же, иначе ты ничтожество». Он призывает людей понять Рахметовых, уважать и любить их, идти за ними, но он не требует быть Рахметовым того, у кого на это недостает сил, не заставляет надрываться под непосильной ношей и делать из этого норму жизни. Перед Рахметовым мы преклоняемся, но уважение наше к Вере Павловне, Кирсанову, Лопухову не уменьшается от того, что они честно признают себя неровней «особенному человеку». Ведь Рахметов стал таким именно в среде «обыкновенных порядочных людей нового поколения», и к этому уровню «обыкновенных порядочных людей», на котором возникают люди «особенные», и призывает Чернышевский
