Она не поняла его, но согласилась. Иногда проще согласиться.
Сейчас Мэй поняла, что Океанос… так воспитан, Мужчиной.
Он сказал ей (возможно, для того, чтобы смягчить свою резкость):
– Если бы вы знали моего отца… Он часто говорил мне «У мужчины есть только гордость, у женщины есть все, а у мужчины только гордость»!
Молодой человек тоскливо улыбнулся.
– Отец прав – мужчина может потерять все, но не гордость!
Как странно звучали для нее слова Океаноса.
Она спросила его:
– Гордость… что это значит? Для вас?
– Знаете, за что я уважаю Ставроса? – Вдруг сказал ей Океанос. – Он не позволил обстоятельствам раздавить себя!
Он задел ее за живое, этот мальчик.
– Один человек сказал мне, что мой отец пошел против морали, но… я так не думаю.
Океанос не договорил, Мэй поняла это.
– А что вы думаете?
Он посмотрел на нее с удивлением, так, словно ее вопрос стал для него неожиданностью.
– Легко морализовать когда тебе сытно тепло и удобно! Ему пришлось выбирать – женщина и ребенок, или положение и привилегии!
– И он выбрал любить. – Поняла его, она.
– Он выбрал жить как мужчина, а не слюнтяй!
Океанос вдруг улыбнулся.
– «Je n’ai pas changé«… В репертуаре Хулио есть такая песня. «Я не изменился».
Он улыбался так нежно и светло.
– «J’avais envie de te protéger,
De te garder, de t’appartenir,
J’avais envie de te revenir»…
«Я хотел тебя защитить,
Тебя хранить, тебе принадлежать,
Я хотел к тебе вернуться»…
Молодой человек заглянул ей в глаза.
– Ни смотря на все свои потери, мой отец счастливый человек, он ничего не потерял!
Мэй удивилась, это прозвучало парадоксально.
– Его лучший друг остался с ним, женщина, которая любила его, и поняла, что он счастливее с другой женщиной, чем был с ней, тоже осталась в его жизни.
Океанос сделал паузу, закурил.
– Дружба это вершина любви – с нами остаются только те, кто нас любит.
Он затянулся дымом сигареты, желтое золото на его смуглых руках сияло.
– Если с нами не остались, это значит, что нас не любили. Не о чем сожалеть. Нужно жить дальше.
– И у вас это получается, Океанос? – Грустно спросила его Мэй.
– Да, когда я не вижу их.
– Добрый день, Мэй! – Заулыбался Томазо, увидев ее входящей в гостиную.
– Добрый день, Томазо!
Она тоже заулыбалась.
– Здравствуй, мама. – Сказала ей Сильвия, сидящая рядом с мальчиком.
«Мама»? Мэй удивилась. Дочь никогда не называла ее так.
– Здравствуй.
Она смутилась.
– Я сказала Океаносу, что ты устала.
Сильвия заглянула ей в глаза.
– Когда человеку за сорок, силы уже не те, что в молодости…
