— Еще две минуты — и я отменяю матч.
Новая вспышка ярости. Их дыхание уже обжигало ему лицо, а чей-то кулак придвинулся вплотную к носу.
— Еще одна минута — и я отменяю матч.
Победа оказалась на стороне хладнокровного упрямца. В толпе вдруг послышались совсем другие возгласы: «Эй, пропустите его, а то с него хватит и в самом деле отменит!», «Черт с ним, пусть идет!», «Билл, ты что, не слышишь, пропусти человека!» и даже «Дорогу рефери! Дорогу джентльмену из Лондона!»
Дальше уже Степльтона стали подталкивать к помосту и только что не несли туда на руках. На ринге он невозмутимо уселся на приготовленный для него стул рядом с хронометристом, положил руки на колени и сидел, как будто ничего не случилось.
На помост поднялся мясник Эрмитейдж и жестом толстых рук в перстнях призвал зал к тишине.
— Джентльмены, — начал он и чуть замешкался…
— И леди! — послышался выкрик из зала. И то сказать, женщин среди зрителей было не так уж мало.
— Погромче говори, не слышим! — закричал другой.
— А почем нынче свиные котлеты? — усердствовал третий.
Хохот, лай. Эрмитейдж пытался утихомирить развеселившуюся толпу, но выглядело это так, будто он дирижирует гигантским хором. Наконец беснование постепенно улеглось, все замолчали.
— Джентльмены! — беспрепятственно прокричал Эрмитейдж. — Сейчас состоится матч между боксерами среднего веса, то есть не тяжелее одиннадцати стоунов восьми фунтов. Результаты взвешивания: Крэгс — одиннадцать стоунов семь фунтов, Монтгомери — десять стоунов девять фунтов. Условия матча: двадцать раундов по три минуты, перчатки двухунциевые. Если бой продлится до конца, победа присуждается по очкам. Известный в спортивных кругах мистер Степльтон из Лондона дал согласие быть судьей. Мистер Уилсон и я вложили свои деньги в организацию состязания; мы безоговорочно доверяем мистеру Степльтону и просим вас подчиняться его решениям.
Закончив свою речь, Эрмитейдж обернулся к боксерам.
— Монтгомери! Крэгс! — произнес он.
И вдруг настала тишина. Зал замер. Собаки, и те умолкли.
Противники встали, поправили перчатки и сошлись в центре ринга для традиционного рукопожатия. Монтгомери был серьезен, с лица Крэгса не сходила ухмылка. Только когда они заняли исходную позицию, толпа перевела дух — словно ветер прошелестел по залу. Степльтон, откинувшись на спинку стула, бросил на боксеров долгий оценивающий взгляд.
Не было и тени сомнения: предстоит поединок Силы и Ловкости. Несмотря на свою хромоту Мастер производил впечатление незыблемого гранитного колосса. Покалеченная нога мешала ему наступать и отступать, но поворачиваться на ней он мог с головокружительной быстротой. Рядом с Монтгомери он казался таким огромным и тяжелым, а его смуглое загрубелое лицо выражало такую жестокость и решимость, что сторонники Уилсона пали духом. Все, кроме одного, — Роберта Монтгомери.
