Такой я увидел странный сон. Интересно, к добру это или к чему вообще?
Я откашлялся и повторил нормальным голосом:
– У меня для тебя подарок, Лена!
Елена Прекрасная подняла на меня синие глаза и, словно ждала моего подарка сто лет – наконец-то я его принёс, – устало произнесла:
– Ну так давай свой подарок, сколько можно ждать?
Видно, настроение у неё было не очень.
«Ну ничего, – подумал я, – сейчас исправим».
Я достал из рюкзака зеркало и протянул его Лене.
Она подержала его в руке, зачем-то взвесила на ладони и спросила:
– Что это?
– А ты разверни, – предложил я каким-то уж слишком заискивающим тоном, мне самому это ужасно не понравилось.
Она развернула, увидела и скривила губы:
– Зеркала дарить нельзя! Это плохая примета!
Она глядела на меня своими огромными синими глазами очень недовольно, и я вдруг разразился очередной тирадой:
– Лен! – затараторил я. – Зеркала можно дарить! Ты не думай! Это устаревшая примета! Ничего с твоей душой и с твоим телом не будет, не волнуйся! В это зеркало, кроме моей мамы, больше никто не смотрел, ты не бойся! У меня мама очень добрая! И зеркало это не простое!
– Золотое, что ли? – Лена, как ни странно, смягчилась. – Или, может быть, волшебное?
– Волшебное! – обрадовался я, так громко обрадовался, что к нам начали подтягиваться остальные, и первым делом любопытные Гороховы, только Василиса осталась сидеть на своём месте.
– Ну и что мне с ним делать? – спросила Лена.
– А ты попроси, чтоб оно всю правду сказало! – встрял Горохов, и ведь угадал.
– Помнишь? – кивнул я. – Из сказки Пушкина?
– Помню, конечно, – ответила Лена. – Я много чего помню. Куда говорить-то?
– Ты его прямо перед собой держи, – подсказал я. – Оно и ответит.
И Лена продекламировала, как всегда, очень торжественно:
– Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?
Зеркальце щёлкнуло, зашипело и выдавило из себя два ужасных слова:
– Не…ты!..
Из всей фразы, которую должно было произнести зеркальце, нашпигованное электроникой, оно выбрало только «нет» и «ты», да и то как исказило!
Все вокруг засмеялись, кроме Василисы, а Лена холодно произнесла:
– Не я, значит? Это всё?
– Лен, – пролепетал я, – оно говорило! Ещё вчера! Повтори, пожалуйста, ещё раз!
– Дурачок ты, Иванушка, – внятно произнесла Лена и вернула мне зеркало.
Я уже и не слышал больше ничего. В глазах у меня потемнело, и я тихо вышел из класса.
Как я оказался на улице, не помню. Я брёл по Синеграду и думал о том, что я неудачник. Наконец я остановился. Зеркало всё ещё было у меня в руках.
