его.
Вкратце закон цветового контраста, сформулированный выдающимся французским химиком Шеврейлем, заключается в следующем.
Цветовой спектр можно условно разделить на шесть секторов: желтый, оранжевый, красный, фиолетовый, синий, зеленый. Нетрудно заметить, что, например, оранжевый цвет представляет собой производное от смеси синего с зеленым, фиолетовый — красного с синим, зеленый — желтого с синим. Красный, синий и желтый цвета назовем основными, а зеленый, оранжевый и фиолетовый — производными. В круге, который получается, если «свернуть» спектр, противостоящие друг другу цвета будут составлять максимально контрастные пары; оранжевый с синим, зеленый с красным, фиолетовый с желтым — производный с простым, с основным.
Затем. Если вырезать из картонного круга два сектора, противостоящих друг другу, чтобы они образовали своего рода пропеллер, и вращать этот пропеллер, то цвета, максимально контрастные, растворятся друг в друге, образуя белый. Если контрастные цвета мешать между собой на палитре, то получится грязь. Следовательно, закон Шеврейля можно назвать законом объединения и контраста. Наиболее прочную, наиболее звучную, наиболее музыкальную гармонию образуют контрасты, контрастные цвета всего прочней и логичней связаны между собой.
«В природе всё контраст», — говорил Эжен Делакруа ученикам, оробевшим перед неслыханной дерзостью, с которой мастер противопоставлял на холсте и палитре цвета, казалось, несопоставимые, несоединяемые. «Больше противоположения, больше блеска...»
Цветная солома, которой он высвечивал мощные округлости своих «Водоемов», — что это, как не воплощенный закон Шеврейля, советовавшего лионским ткачам помещать рядом, вплотную полосы, затканные нитками, контрастно окрашенными, чтобы добиться впечатления солнечного света на гобеленах со сценами великосветских пикников и охот?
Громогласные аккорды, которыми Эжен заставлял звучать каменное небо палаты, — что это, как не контрасты зеленого, оранжевого, красного? Только задрав голову, еще не разобравшись толком в сюжете, вы уже начинаете петь вместе с ним, с этим гигантским органом, вы настраиваетесь на этот поистине возвышенный лад, в ваше сознание врезается этот мощный организующий жест, это повеление мастера... Когда вы присмотритесь, вы начнете различать отдельные части этого уравновешенного, разыгранного по нотам пожара. Вы увидите: верхом на кентавре, натянувши лук, скачет юный Ахилл — это его воспитание, — вы увидите его великолепную спину, его мощные руки, он скачет в небесном дыму, он видит цель, он стреляет — в кого?
