Когда Красный Дом отремонтировали и пристроили к нему флигель, Надален попросил разрешения перебраться туда в надежде, что, имея соседками Мингу и девочку, Эмилия наконец успокоится. Но не тут-то было: в Красный Дом перебрались и другие семьи, чтобы быть поближе к землям кооператива, и Эмилия опять начала изводить его мрачным молчанием, дуться, устраивать ему сцены.
Куда же было податься несчастному человеку?
Разве что в самую глубь болота, где еще не начинались работы по осушению, — обживать трясину?
Стемнело. На гумне показалась Минга.
«Вот тоже птица! — подумал Надален. — Ей за восемьдесят, а она все ходит, с утра до вечера, изо дня в день, что твой поезд!»
Фартук у Минги был подоткнут за пояс и оттопыривался, как мешок, чем-то набитый до отказа.
— Эй, Минга, что это у вас в фартуке?
Старуха подошла и дала пощупать свою добычу. Хворостинки, сучки, пустые птичьи гнезда, улитки…
— Ай да Минга! Всегда она на ногах…
Довольная Минга, посмеиваясь, засеменила к чулану.
Из дома между тем послышался голос, звучавший, как команда.
— Надален!..
Ну вот… теперь она скажет, что я милуюсь с Мингой…
Из-под навеса, где умывались девушки, раздался взрыв смеха и наверху захлопнулось окно.
— Обживать болото… — пробормотал Надален, поднимаясь. — Только и остается уйти от людей подальше и обживать болото…
И вошел в дом.
Немного погодя девушки сидели на дамбе перед домом при бледном свете луны и болтали вполголоса, поверяя друг другу сердечные тайны.
Вдалеке, как горящий глаз, смотрело в темноту освещенное окно какого-то дома.
В доме Тины тоже горел свет…
Быть может, у нее сидел Таго…
— Пойдем посмотрим?
— Ну и что, если он там? Сперанца будет страдать, вот и все!
— Она и так страдает… Пойдем?
Сперанца ничего не говорила, но уже поднялась.
— Он сказал, что выпорет меня, если еще раз там увидит. Но не может же он запретить мне погулять вечером…
Замирая от волнения, девушки пошли по дамбе.
— Ну что в ней такого, в Тине, что все за ней бегают?
— Ведь не то чтобы красавица, даже не очень молода…
— Зато умеет улыбнуться, полюбезничать…
— А ты вот, Сперанца, наоборот, всегда серьезная при Таго. Смотришь на него и рта не раскрываешь.
Старшей из девушек было семнадцать лет, самой младшей — четырнадцать, и именно последняя изрекла сентенцию:
— Мужчины любят, чтобы им говорили комплименты.
Девушки прошли еще немного в тишине, потом одна из них, уже позабыв о намеченной разведке, громко предложила:
