— Кто вам это сказал? Хотела бы я знать, как это люди ухитряются такое сочинять! Подумать только! Чтобы я бегала за Таго… Если я найду того, кто это сказал…
— Да он перед тобой… — засмеялся Надален, — потому что ведь это я тебя видел! Но я про это никому не сказал.
Они доехали до изгиба дамбы. Девушки примолкли: Сперанца от стыда, остальные из сочувствия к подруге, понимая, как должно было уязвить ее, такую гордую, это разоблачение.
— Ну, слазьте, дочки, подъезжаем к дому.
Девушки приготовились слезать с воза как раз в ту минуту, когда на дамбе появилась Эмилия.
— Так и есть… Теперь вам незачем слезать. Все равно она вас заметила. Боже упаси, если она увидит, что я вас здесь ссаживаю: кто знает, что ей взбредет в голову.
— Нет, нет, вы сказали, чтобы мы слезали, мы и слезаем.
Девушки со смехом разобрали серпы и соскочили на землю.
Эмилия неподвижно, точно окаменев, стояла на дамбе и молча смотрела на них.
Сперанца готова была расплакаться. Надален не должен был так поступать с ней. Если ему хотелось, чтобы она знала, что он ее видел, он мог ей это сказать с глазу на глаз.
Она повернулась к Надалену, который тоже слез на землю и теперь стоял перед волами, и с лукавым огоньком в глазах, и без того блестящих от выступивших слез, быстро подошла к нему, обвила ему шею рукой и поцеловала его.
— Вот это была месть!
Надален просто остолбенел, а девушки так и прыснули, закрыв лицо руками.
— Иисусе! Неужели у него теперь хватит смелости подойти к Эмилии?
Все четверо прошли мимо нее как ни в чем не бывало.
— Добрый вечер, Эмилия! Как вы себя чувствуете?
— Мерзавки, — пробормотала женщина, но можно было подумать, что это не она сказала: ни один мускул не дрогнул у нее на лице.
Немного погодя девушки умывались на гумне под навесом.
— Это правда, Сперанца?
— Да…
— Зачем ты это сделала? У тебя ухажеров будет хоть пруд пруди, если захочешь! Что ты на нем помешалась?
— Не знаю… Я всегда только о нем и думала, сколько себя помню…
— Хоть бы был красивый! А у него лицо всегда такое сердитое, хмурое, как будто ему весь свет не мил…
— Ну и пусть. Он мне нравится, вот и все.
— Ну, а что он тебе сказал, когда ты пошла за ними?
— Что если он еще раз меня там увидит, то выпорет.
— Скотина!
Надален между тем переваривал свои неприятности. Эмилия заперлась в комнате, а он сидел на пороге дома и ел, макая хлеб в чашку с вином. С ума сойти, да и только! Ему было шестьдесят лет, а Сперанце — шестнадцать. Только Эмилии могло такое втемяшиться!
