— А твои где работают?
— Дедушка? Со мной…
— А остальные?
— У меня больше никого нет…
Он не стал расспрашивать дальше, но посмотрел на нее внимательнее.
— Ты знаешь, что такое забастовка?
— Да, синьор.
Он подпер рукой подбородок, и в глазах у него заиграл веселый огонек.
— И что ты о ней думаешь?
— Я думаю, что если она недолго протянется, хозяевам ка нее наплевать, а если долго, они все равно голодать не будут, а мы будем.
— Значит, ты думаешь, как твой дед?
— Нет, нет, синьор, что вы, — поспешно возразила Сперанца. — Он не верит, а я верю.
— Во что ты веришь
— Что мы своего добьемся… Но придется поголодать, вот…
Человек, сидевший за столом, еще с минуту смотрел на нее с дружелюбным интересом, потом обратился к присутствующим:
— Некоторые воображают, что все у нас пойдет как по маслу; другие думают, что все равно ничего не выйдет. А вот эта девчурка смотрит на вещи правильно. Она говорит: нам будет тяжело — и нам действительно будет тяжело, — но мы должны выдержать.
Сперанца почувствовала, что все опять смотрят на нее, и нервно отмахнулась от одной особенно надоедливой мухи.
Потом она проговорила:
— Спасибо, синьор, — и, повернувшись, с бьющимся сердцем направилась к выходу.
Она была уже на пороге, когда ее окликнули,
— Послушай-ка, ты, егоза! Это верно, что у вас во дворе складывают инструмент?
— Да, синьор, две бригады.
— Тогда ты тоже возьми это и раздай рабочим, когда они придут… Поняла?
Сперанца протянула руку, взяла пачку листовок, которую ей передали, и выбежала, прижимая их к груди.
Цван ушел вечером накануне забастовки. Весь день он работал с. каким-то ожесточением, насупившись и ни с кем не разговаривая.
Все это заметили, и многие из батраков потехи ради задирали его.
— Что, Цван, упражняетесь?
— Говорят, завтра Цван один наработает за три бригады.
Сперанца страдала от этих шуток.
Дедушка выводил ее из себя своим упрямством, своим непониманием очевидных вещей, но вместе с тем ей было больно за него.
С вилами в руке и шапкой, надвинутой на глаза, молчаливый и угрюмый среди смешливой молодежи, Цван казался… да, да, сычом…
Сперанца нашла подходящее сравнение, и, повидимому, еще кое-кому пришла в голову та же мысль, потому что как раз в эту минуту какой-то парень крикнул из-под навеса:
— Сыч!..
Цван порывисто обернулся, и Сперанца затрепетала. Но лишь на мгновенье.
Цван всего только протянул вперед руку и, шевеля пальцами, будто кроша что-то, крикнул в ответ:
— Дрянь… дрянь… дрянь…
