Он сидел за столом; у него была острая бородка с проседью и голубые глаза, живые и проницательные.
В эту минуту он слушал молодого батрака, который докладывал ему о положении дел, и кивал головой, глядя прямо перед собой.
Сперанца не вникала в то, что говорил батрак, и почти не замечала его: она смотрела только на человека с бородкой… Она себе представляла его другим: большим, высоким… А он, напротив, был маленький, сухощавый и нервный. Он дробно барабанил пальцами по столу, и на секунду его взгляд задержался на ней. Сперанце показалось, что в его голубых глазах мелькнула смешинка.
Теперь она сознавала, что было бы просто нелепо выложить здесь то, что она собиралась сказать. Здесь все говорили, употребляя слова, значения которых она часто не знала.
Она и ее горести, дедушка Цван и его взгляды были пустяками, ничтожной частью огромного, всеобъемлющего вопроса…
Человек за столом поднял голову и на этот раз открыто улыбнулся.
Обернувшись, Сперанца убедилась, что улыбка эта не вызвана чем- нибудь таким, что происходило у нее за спиной, и, значит, относится не к другим, а именно к ней.
— В чем это ты вымазалась, что на тебя столько мух напустилось?
Сперанца почувствовала, что все взгляды обратились к ней, и стала еще энергичнее отбиваться от мух.
— Да в чем же это ты?
— В молоке.
— В каком молоке?
— Я дою коров в долине и сегодня не успела помыться и переодеться… — пролепетала она покраснев.
— Это внучка старика Мори из Красного Дома, — объяснил кто-то у нее за спиной.
— Она самая, — подтвердила Сперанца. — Я пришла сказать одну вещь…
— Да? Ну, скажи!
В том-то и дело, что ей было трудно говорить перед столькими людьми… Но главный ей дружелюбно улыбался, и Сперанца ободрилась.
— Вот, я хотела сказать… Я хотела спросить, правильно или нет я думаю сделать…
— Ну?
— Я-то знаю, но дедушка Цван не понимает, что к чему, Мы с ним вместе работаем, и когда надо будет бросить работу, в назначенный день то есть… с ним будет трудно. Коровы станут мычать, если их не подоить, а дедушка ведь не понимает… Вот я и надумала сделать так: подоить их, чтобы они не мучились, потому что они ведь не виноваты… Но ведро не подставлять…
— Как, как?
— Подоить их так… Чтобы молоко текло прямо на землю…
И главный и все вокруг засмеялись.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать, синьор.
— Сколько у тебя коров?
— Как когда… Со мной ведь дедушка работает. А всего коров двадцать две.
— Сколько тебе платят?
— Я еще не знаю. Сказали, посмотрят, как я буду справляться.
