Синяя Борода | страница 64

       Я, кажется, закричал. Говорят, что я закричал. Что же я кричал? Мне потом рассказали, что я кричал. Я сам этого не слышал, слышали только окружающие. Когда кухарка с дочерью, прибывшие вниз первыми, примчались на шум, вот что я кричал, по их словам, повторяя все время одну и ту же фразу:

       – Я ошибся домом! Я ошибся домом!

       Задумайтесь только: мое возвращение было для них началом праздника, который они с нетерпением ожидали весь день. И теперь, в уплату за мою к ним щедрость, они едва удерживались, чтобы не расхохотаться, глядя на мои невероятные мучения!

       Вот такая жизнь!

*     *     *

       Я спросил у кухарки, и на этот раз услышал собственный голос:

       – Кто это сотворил?

       – Мадам Берман, – ответила она. Она держалась так, как будто не понимала, в чем, собственно, дело.

       – Как вы могли это позволить?

       – Я – всего лишь кухарка.

       – А я-то думал, что могу на вас положиться, – сказал я.

       – Это как вам угодно, – ответила она. По правде говоря, мы никогда особенно близко не общались. – Только мне нравится, как стало.

       – Вот как!

       – Стало лучше, чем раньше.

       Тогда я обратился к ее дочери.

       – А вы тоже считаете, что стало лучше, чем раньше?

       – Да, – ответила она.

       – Ну, – сказал я, – просто прелесть! То есть, не успел я выйти за порог, как мадам Берман немедленно вызвала маляров и обойщиков?

       Они обе покачали головами. Они рассказали мне, что мадам Берман все сделала сама, и что со своим будущим мужем, врачом из Балтимора, она познакомилась, когда клеила обои в его рабочем кабинете. Она, оказывается, зарабатывала расклейкой обоев! Представляете себе?

       – А после кабинета, – сказала Целеста, – он позвал ее оклеить свой дом.

       – Он дешево отделался! Она могла бы и его самого оклеить! – сказал я.

       Тогда Целеста сказала:

       – А вы, между прочим, повязку уронили.

       – Что уронил?

       – Повязку на глаз, – объяснила она. – Она упала на пол, и вы топчете ее ногами.

       Чистая правда! В порыве отчаяния я, видимо, стал рвать на себе волосы, и сдернул повязку с головы. Так что теперь всем был открыт зарубцевавшийся шрам, который Эдит никогда не видела. Моя первая жена, несомненно, наблюдала его достаточно, но она была сиделкой в военном госпитале Форт-Гаррисон, где пластический хирург пытался после войны немного привести в порядок это безобразие. Чтобы дойти до состояния, когда в орбите удерживался бы стеклянный глаз, ему надо было еще резать и резать, так что я предпочел повязку.