Именно 28 августа на Лысой Горе бушевал тысячный митинг вооружённых солдат. Они размахивали красными флагами перед самыми окнами штаба и дома главнокомандующего.
Деникин наблюдал за происходящим из окна своего дома. Страха не было, душу жгла лишь обида. Как же нужно было затуманить этим людям головы, какое зло воспламенить в их сердцах, чтобы они сами, своими руками уничтожали русскую армию, русское государство!
И вот свершилось! Группа комитетчиков ворвалась в дом и в штаб Деникина. Фронтовой комитет немедленно отправил в Петроград телеграмму, в которой звучало ничем не прикрытое ликование:
«Генерал Деникин и весь его штаб подвергнуты в его Ставке личному задержанию».
Это называлось «личным задержанием»!
Каким-то чудом Деникин смог уже на следующий день после ареста послать через своего надёжного друга письмо Ксении, которая в это время жила в Киеве:
«Дорогая моя, новый катастрофический период русской истории. Бедная страна, опутанная ложью, провокаторством и бессилием.
О настроении своём не стоит говорить. Главнокомандование моё фиктивно, т.е. находится под контролем комиссаров и комитетов.
Невзирая на такие невероятные условия, на посту своём остаюсь до конца, предписал то же сделать подчинённым начальникам.
Спасают революцию, а армию разрушают, страну губят!
Я вновь совершенно открыто заявил Временному правительству, что путь его считаю гибельным для страны и армии. Я не понимаю психологии этих людей. Знают совершенно определённо мой взгляд — не устраняют и вместе с тем не дают работать, как велит долг.
Физически здоров. Сердце болит. Душа страдает.
Конечно, такое неопределённое положение долго длиться не может. Боже, спаси Россию от новых страшных потрясений!
Обо мне не беспокойся, родная: мой путь совершенно прям и открыт. Деникин».
Потом, позже, уже находясь за рубежом, Антон Иванович с грустной улыбкой перечитывал своё письмо, бережно сохранённое Ксенией Васильевной: господи, и это письмо любимой женщине?! Ни слова о любви, о том, как он страдает без неё, своей невесты. Надо же, среди бурного потока пропитанных политикой, и только политикой, фраз найти для Ксении лишь одно слово, которое сближало его с ней: «родная»! Вот оно, двуличие любой революции: истинные человеческие ценности, истинные человеческие отношения заменяются политической трескотнёй, угодной и милой тем, кто пришёл к власти, или тем, кто эту новую власть ненавидит всеми фибрами души.
Вскоре арестованных генералов — Деникина, начальника его штаба Маркова и генерал-квартирмейстера Орлова — срочно переправили в Бердичев, тут-то впервые и прозвучало злополучное слово «арест». Оно красовалось в приказе комиссара Юго-Западного фронта Иорданского. Обвинение в этом приказе звучало так: «За попытку вооружённого восстания против Временного правительства».
