. С того времени, как Николай II принял на себя верховное командование, Алексеев стал его ближайшим сподвижником и фактически руководил вооружёнными силами России.
Несмотря на то что Алексеев по характеру был человеком колеблющимся, одно свойство его натуры заслуживало уважения: в придворных кругах, где необходимо было проявлять мужество почти такое же, как на фронте, он никогда не слыл льстецом и приспособленцем. Такую оценку подтверждали многочисленные факты.
Однажды в Ставку приехала императрица Александра Фёдоровна. Пригласив Алексеева прогуляться по саду, она доверительно взяла его под руку и стала упрекать генерала в том, что тот явно несправедливо относится к Распутину. Императрица не жалела возвышенных слов, пытаясь доказать, что Распутин — святой человек и способен творить чудеса, что на него беспардонно клевещут. В заключение предложила генералу пригласить Распутина в Ставку, чтобы он своим присутствием и советами переломил ход событий на фронте и помог русским войскам одержать победу.
Алексеев, внимательно выслушав, долго молчал, испытывая терпение императрицы. И когда она, не выдержав, поторопила его высказать своё мнение, ответил с той твёрдостью, которая не вызывала сомнений в том, что его суждение о Распутине не претерпело никаких изменений:
— Ваше императорское величество, могу сказать лишь одно: как только Распутин появится в Ставке, я в тот же час оставлю пост начальника штаба. Пусть этот святой и чудный старец, как вы его называете, и ведёт войска в бой против германцев.
Алексеев, как и Деникин, решительно выступал промяв революционных потрясений прежде всего потому, pro был уверен: всякая революция приведёт к развалу фронта, который и без того держится на честном слове, а следовательно, к победе Германии над Россией.
О характере Алексеева красноречиво говорил и такой факт: когда Николай II отрёкся от престола, Алексеев распорядился не снимать его портретов в Ставке, показывая тем самым, что не собирается заискивать перед новой властью.
Когда Николай II приезжал в Могилёв, для того чтобы (Попрощаться с членами Ставки, произошло событие, которое ещё более возвысило Алексеева в глазах Деникина. Об этом Антон Иванович записал в своём дневнике:
«Никто никогда не узнает, какие чувства боролись в душе Николая II — отца, монарха и просто человека, когда в Могилёве, при свидании с Алексеевым, он, глядя на него усталыми, ласковыми глазами, как-то нерешительно сказал:
