— Конечно поняла.
— И еще. Я нарушаю все инструкции, подготавливая вас к ответам. Делаю это потому, что хорошо знаю, что вы пережили и кто вы есть в действительности.
Софья лишь посмотрела на своего спутника долгим взглядом. Удивительный человек. И арест какой-то странный.
Оперативный работник открыл одну из похожих друг на друга дверей, усадил ее на стул у стены и, бросив ей торопливо: «Подождите здесь», — скрылся за второй внутренней дверью, обитой плохо выделанной кожей. Потянулись минуты. Прошло пять, десять, наконец, тридцать минут.
На столике были в беспорядке навалены газеты и журналы. Софья Галактионовна, беспокойно поерзав на стуле, взяла газету и как-то сразу обо всем и обо всех забыла. Газет она давно уже не читала. Не до газет было в эти недели. Последние годы она с возрастающим вниманием следила за политической жизнью страны. Экономика страны явно крепла, развивалась и двигалась вперед промышленность. Но особенно Софью волновало село. Кондрат однажды бросил фразу:
— Без нас, крепких хозяевов, задохнется село, захиреет… А всех голоштанных пролетариев поедят вши. Попомни меня…
И Софья помнила. Помнила и торжествовала. Колхозы-то оказались далеко не мертворожденными. Хлеба, мяса, всех продуктов в магазинах и на рынках становилось все больше.
Быстро пробежала колонки. Они говорили об успехах в области животноводства, не скрывали и недостатков. Но вот взгляд ее задержался на коротком заголовке: «Сказ о коне».
Софья улыбнулась. Коней она полюбила еще с ранней юности, хотя и жестоко поплатилась во время верховой езды. Но Софья хорошо запомнила, как страдал ее конь Огонек, когда она упала и сломала руку. Огонек сразу же возвратился к ней, некоторое время жалобно ржал и мягко водил по ее лицу горячими и ласковыми губами. Потом, наверное, учуял запах крови, вздрогнул всем телом, призывно заржал. Долго потом ждал, чутко прислушиваясь и поворачивая из стороны в сторону голову — не идет ли откуда помощь?
А потом случилось то, чего до сих пор не может забыть Софья. Огонек наклонил голову и нежно-нежно кончиками своих губ коснулся ее лба. Соня попробовала приподняться и застонала — боль в руке была дикая. Конь вздрогнул, глубоко вздохнул.
— Помоги мне, Огонек! Помоги!
Конь слегка заржал, обернулся в одну сторону, в другую и стал медленно опускаться. Вот он встал на колени так, чтобы она могла взяться здоровой рукой за пуку, подняться и перекинуть ногу через седло. Огонек осторожно поднялся, запах крови пугал его, он раздувал ноздри, вздрагивал, но резкого шага не позволял.
