Когда по окончании тревоги она вернулась в спальню, отец заворочался на кровати и сердито спросил:
— Чего вы там веселились? Не тревоги, а какие-то пикники. Только мне это не подходит. Я не намерен из-за вашей щели не спать всю ночь, вот возьму и засыплю. Не знаю, что делают эти люди, а что касается меня, так я днем работаю.
Мать молча улеглась. Но немного погодя вздохнула.
— Уж и посмеяться нельзя, кто знает, что с нами будет завтра?
Начиная со следующего дня беженцы и отступающие солдаты катились почти непрерывным потоком. Многие останавливались у фонтана в начале Школьной улицы, чтобы напиться и запастись водой. Отец с Жюльеном иногда ходили туда, расспрашивали. В саду у Дюбуа поспела клубника, мать набрала несколько корзинок и оделила ягодами людей с детьми. Соседи тоже приносили всякую еду, но прошло несколько дней, и беженцы привлекали уже гораздо меньше внимания. Еды не приносил больше никто.
— Надо и о себе подумать, — говорили люди. — Может наступить и наш черед.
Однако никто всерьез не думал, что немцы дойдут до Лона. Но вот десятого июня, в восемь вечера, когда Дюбуа еще сидели за столом, пришел Робен. Они слышали, как он быстро поднимается по лестнице. Его худое лицо раскраснелось, светлые волосы растрепались. Он запыхался.
— Садитесь, — сказала мать. — Что случилось?
Он глотнул воды, глубоко вздохнул и медленно произнес:
— На этот раз мы пропали.
Он остановился. Отец, еще не зная толком, какое известие принес Робен, стукнул по столу своей широкой крепкой ладонью и заявил:
— Я это всегда говорил… Никто не хотел мне верить!
— Помолчи, — остановила его мать. — Дай сказать господину Робену.
— По радио сообщили, что Италия объявила нам войну, — снова заговорил Робен. — Военные действия начнутся в двенадцать ночи. Поль Рейно выступил с речью, но я даже не дослушал.
Наступило молчание, затем мать спросила:
— Что же теперь?
Они посмотрели друг на друга. Мать повернулась к сыну, потом к Робену и повторила:
— Что же вы теперь нам посоветуете?
Робен, всем своим видом выражавший покорность судьбе, сказал:
— А что можно посоветовать — уехать на юг, чтобы уйти от одних и попасть в лапы к другим?
— Может, итальянцы не такие жестокие!
— Ну, знаете, что эсэсовцы, что чернорубашечники друг друга стоят.
— А вы, что вы собираетесь делать? — спросил, отец.
— Отвезу жену с малышом к моим родителям; в деревне, вдали от дороги, им будет лучше, а сам вернусь. Я не хочу оставлять квартиру.
Все молчали. Мать то и дело взглядывала на Жюльена, который сидел, положив локти на стол, серьезный и сосредоточенный. Отец нервно водил рукой по клеенке, смахивал крошки, вертел ножом, с легким равномерным стуком задевавшим вилку.
