— Перестань, меня это раздражает, — сказала мать.
Отец скрестил руки и опустил голову.
— По радио не говорили, где боши? — спросила мать.
— Будто бы недалеко от Парижа, его собираются объявить открытым городом.
— Мы пропали, — повторил отец, — окончательно пропали. Это все Народный фронт виноват, теперь нам не выпутаться.
— Сейчас не время заниматься политикой, — оборвала его мать. — Лучше подумай, что делать завтра.
Отец выпрямился и посмотрел на нее злыми глазами.
— Уж не собираешься ли ты бежать, как эти несчастные люди, что запрудили все дороги? Да и как ты уйдешь? С тачкой? Как те, кого я видел сегодня?
— У твоего сына есть грузовики и легковая машина, если он уедет, он мог бы и нас прихватить.
— Он не уедет.
— Почем ты знаешь?
— Он не оставит свои склады на разграбление.
— Если боши захотят грабить, то ни твой сын и никто вообще их не удержит.
Мать говорила очень громко. Она сразу вспылила, и отец тоже вышел из себя.
— Не надо ссориться, — сказал Робен. — Но я думаю, что вам все-таки следует спросить у сына, собирается ли он уезжать.
— Что касается меня, я останусь здесь, — сказал отец. — Я не хочу подохнуть где-то на дороге. Завтра зарою в саду револьвер, что у меня в подвале, и наличные деньги, а там видно будет.
— Ты только о себе думаешь, — сказала мать. — Мы-то ладно, чем мы рискуем, ну а Жюльен?..
Сын прервал ее:
— Я останусь с вами.
— Это, конечно, не мое дело, — сказал Робен, — но на вашем месте я бы постарался отправить Жюльена. В его возрасте это все-таки лучше. Я знаю, что не надо придавать значение всяким слухам, но все же немцев святыми не назовешь… Да, не назовешь.
Мать колебалась. Она долго смотрела на всех троих.
— Пойди к брату, — сказала она наконец Жюльену. — Спроси, что они собираются делать. Если они уезжают на машине или на грузовике, может, и для тебя место найдется.
— Нет, — сказал Жюльен.
— Я не хочу, чтобы ты оставался здесь, — настаивала мать. — Если боши придут, тебе нельзя здесь оставаться.
Голос ее дрожал, она сжимала кулаки.
— Ваша матушка права, — сказал Робен, — лучше вам уехать.
— Но ведь они же еще не в Париже, — возразил отец. — Чего вы заранее труса празднуете?
— Я не думаю, что уезжать надо сию минуту, — заметил Робен. — Но следует быть готовым к худшему.
— Вы правы, — сказала мать.
Она встала, пошла к шкафчику под раковиной, достала сандалеты.
— Ты куда? — спросил отец.
— Пойду узнаю, собираются ли Поль с Мишлиной уезжать.
— Господи, успеешь и завтра, нечего бежать на ночь глядя.
