— Да ладно, не помешает, — говорит строго приезжий и прикуривает опять папиросу. — Я вот о чем, Анна Тимофеевна… — Он закашлялся от дыма, щеки налились краснотой. — Я вот о чем, да… Посиделки наши закончатся поздно, так что разрешите вас проводить? Метель, знаете, началась, но дело, конечно, не в этом. Вы женщина молодая и вдова, так сказать…
— Почему так сказать? Я в похоронку не верю, нет, ни за что! — У матери тоже краснеет лицо, и в глазах нехороший блеск, но приезжий ее перебивает и говорит решительным голосом:
— Верите, не верите — это личное дело. Да и чего мы с вами как на базаре. Вы женщина видная, так что я понимаю. А если уж откровенно — я давно мечтал сойтись с вами поближе… Я увидел вас как-то в районе — и все началось.
— Да что началось-то?
— А вы не сердитесь, послушайте! Я даже волновался, когда ехал сюда…
— Спасибо, спасибо… — усмехнулась мать. — Слова-то у вас какие, мы таких не слыхали. Но если уж прямо, по-нашему, по-военному, как вы говорите, то в провожатых я не нуждаюсь. Да и дом мой близко, через дорогу, — соврала почему-то мать и посмотрела на меня со значением — не выдавай, мол, сынок, не выдавай.
После ее слов он нахмурился и поднялся со стула. Немного прошелся по комнате, потом снова сел. И начал доставать из сумки бумаги. Губы у него шевелились, он что-то шептал. Я это видел, догадывался, а мать стояла у печки, как каменная. За окном шумела метель, а у нас было тепло, даже жарко — в печке все еще горели дрова. Приезжий кашлянул, и я повернулся к нему. Он подмигнул мне и дернул щекой.
— Сейчас бы неплохо чайку. А, конотоп?
— Заварки нет, — ответила мать. — Один кипяток. Не желаете?
— Плохо… — Он опять мне подмигнул. — Плохо живете, товарищи. И сахара, значит, нет?
— Да откуда?! — удивилась мать и взглянула ему прямо в глаза. — У нас и дети забыли про сахарок…
— Дети одно, а нам нужны витамины… — Он замолчал и повернул к окну.
— Метет-то как, боже мой… В общем, так, сейчас народ быстро пропустим, а потом я все-таки к вам. И со своим сахаром, а? — Глаза у него прицельные и лукавые, а правая ладонь стала поглаживать кобуру. Из кобуры торчит ручка нагана.
— Ну как мое предложение? Проголосуем?
— Нет, предложение снимается. У меня дома больной человек, инвалид. Он не спит по ночам — ему нужен покой… — Мать опять сочиняет ему, придумывает, а он смотрит куда-то в окно, улыбается.
— Значит, отказываете одинокому человеку? А я-то думал, провожу, мол, бедную женщину. У вас же тут бывают бродяжки…
