— Ума не приложу, зачем Норему собака.
— Верно, — поддакивает Бродерсен.
— А ты помнишь того, в Бревике, который загнал свою лодку и на эти деньги купил себе попугая, чтоб сидел у него на плече?
Бродерсен только головой покачал на такую дурость.
— Мне теперь кажется, что всего лучше иметь как можно меньше такого, о чем надо заботиться.
— Я слышал, ты продал моторку таможеннику Робертсену?
— Моторка-то была не моя, я отправил деньги Абелю.
— А зачем Робертсену моторка?
— Действительно, зачем ему моторка? У него и так есть две лодки.
— Он когда-то ходил у тебя в штурманах.
— Я помню.
— А потом подался в таможенники.
— Думаешь, я не знаю. Да я его каждый день вижу. Но чтобы три лодки…
Но из Кьербу уже выветрилась вся живость, он втягивает голову в плечи, зябнет.
— Мы так и будем здесь сидеть? — спрашивает он.
— Нет, — отвечает Бродерсен и начинает медленно приподниматься.
Его приятель наконец тоже встает и зевает.
— Я бы не прочь очутиться дома, — вздыхает он. — Дорога-то неблизкая.
Бродерсен, который пятью годами моложе:
— Для меня это не расстояние.
— Я ж тебя не прошу, чтоб ты меня нес на руках.
Так они перекоряются по дороге домой и тем немножко подбадривают друг друга.
Кьербу:
— Сдается мне, ты заходишь в кильватер.
— Где ж мне тягаться с таким молодым парнем!
— Просто ты бережешь новые подметки.
Они ковыляют, они движутся. Дорога неблизкая…
* * *
Немного спустя Абель написал, что вернулся в Сидней; школу механиков, в Веллингтоне, он бросил, учиться слишком долго, а будущее ненадежное, да к тому же все три недели в Веллингтоне стояла прескверная погода. Здесь, в Сиднее, он записался было в мореходную школу, но пришлось и ее бросить: учителя его отставили и сказали, что ему все равно не потянуть. Ему и впрямь это было нелегко, когда и язык чужой, и денег на жизнь так мало. Теперь он подрядился идти в Квебек. В Канаде его знают по прошлому разу, уж там-то он как-нибудь устроится.
Странный он тип, этот Абель, мотается по всему свету и нигде не осядет.
А как насчет того, чтобы хоть кем-нибудь стать? В Квебеке он, кажется, осел надолго и даже прислал оттуда несколько писем. Работает вроде механиком или кузнецом при новом форте, который еще не достроен. Миновало два года с тех пор, как Абель последний раз уехал из дома.
Теперь старый Бродерсен далеко не так охотно толковал о своем сыне, а если спрашивали напрямую, отвечал, что спасибо, мол, Абель хорошо устроился механиком в крепости и зарабатывает отлично. Но когда этот перекати-поле написал отцу очередное письмо, где сообщал, что покинул Квебек и устроился в лесу на лесопильне, отец только головой покачал, усомнившись, станет ли его сын хоть когда-нибудь человеком. Впрочем, одного у Абеля не отнять: он всякий раз выкручивался сам и ни разу не попросил помощи из дому, вдобавок он вроде бы не жаловался на свою переменчивую судьбу и всегда был доволен.
