В простой косоворотке, без объемистых папок и конспектов, он был совсем не похож на тех ораторов, которые выступали до него. Первые же слова он произнес сильным спокойным голосом. Аудитория замерла.
Все взгляды сошлись на выступающем. Он, взмахивая рукой, чеканил отточенные мысли, по пунктам разбивая теорию старого экономиста. Смуглое лицо его с резко очерченными полными губами и слегка выдающимся подбородком было спокойно. Изогнутые, почти сходящиеся, негустые брови то поднимались, открывая большие, умные карие глаза, то вновь опускались — и тогда лицо его старело на мгновение. Но вот брови опять взлетали вверх, на губах появлялась улыбка — и он казался совсем юным.
— Шелестов Дмитрий, Митя наш, — шептал сосед Алтаева, — умница, большая умница. Подумать только: рабочий, слесарь, всего семь лет назад вечерний рабфак кончил. А теперь доцент. И смотри, как этого зубра на лопатки положил…
После этой дискуссии Алтаев внимательно следил за молодым экономистом Шелестовым. Его статьи часто печатались в журналах и газетах, а перед войной вышла большая книга, посвященная хозрасчету и экономике кооперативного хозяйства…
Вокруг командующего и члена Военного совета собрались генералы и полковники, прибывшие на заседание Военного совета.
— Кажется, все пришли, — осматриваясь, заметил Шелестов.
— Прошу садиться, товарищи, — пригласил Алтаев. — Нам нужно оценить создавшуюся обстановку и выработать новое решение. Времени мало, в двадцать два часа решение должно быть доложено командующему войсками фронта. Докладывать прошу коротко. Полковник Фролов, ваше слово.
Пока член Военного совета говорил о венграх, Фролов в глубокой задумчивости молчаливо стоял у окна. Обстановка на фронте резко изменилась, противник оправился после недавнего поражения и теперь в Будапеште сосредоточивал крупную группировку войск для контрудара. В ближайшие дни должно произойти что-то очень важное, решающее судьбу боевых действий на южном фланге советско-германского фронта. И теперь на заседании Военного совета Фролову нужно доложить о планах тех, кто находился там, за огненной линией фронта, в гитлеровских штабах и войсках.
Глядя на карту, Фролов заговорил о тех тысячах пушек и пулеметов, которые стояли против гвардейской армии, перечислял номера полков и дивизий, подсчитывал количество людей.
Склонясь над столом, Алтаев вслушивался в доклад. Его отточенный с обеих сторон карандаш плавно передвигался по карте вдоль красной линии, которая с северо-востока на юго-запад рассекала Венгрию. Начинаясь у чехословацкого города Лучинец, она круто опускалась вниз, окаймляла Будапешт с востока, пересекала Дунай и, извиваясь, ползла по равнине, подходя ровной, почти прямой линией к восточному берегу озера Балатон. От западного берега озера линия фронта тянулась к востоку, выходя на северную границу Югославии, на берег реки Драва, вновь пересекая Дунай на территории Югославии.
