- Ты обручён! - кричала Всеволожа.
- Обручён, не венчан!
Он отнял руку сбросить скомканное одеяло. Она свободною рукой давила его горло, как научилась у Бонеди, чтоб силы покидали и в очах меркло. Ах, левая рука не правая, хватка не та! Железная клешня отринула её.
- Насилком? - билась под Васёнышем Евфимия.
- Насилком! - яростно отвечал князь.
Он разодрал на ней панёву от ворота и до подола. Она вонзила два перста в его глаза.
- У! - застонал Косой.
Простору между ними не было. И света мало. Пальцы вошли не точно. Попали не в зеницы, в вежды. Ногти оцарапали края глазниц. Он снова приковал её к одру. Она удачно попала коленкой в пах. Косой кувякнулся с высокого одра, увлёк её с собою, и оба покатились по рытому ковру. Стол опрокинулся. Свеча упала на пол и погасла. Их руки были сплетены, борьба велась ногами. Князю преизрядно мешала длинная рубаха. И всё же он одолевал…
Теряя остатки сил, Евфимия воззвала во весь голос:
- Услышьте, небеса, море с землёю! Вкусите моих слёз рыдание!
Косой внезапно отвалился вниз лицом, ударил кулаками в ворс ковра.
- Ты одолела… Я бессилен!
Час рассвета обозначил весь разор в жилище пленницы. Она, стоная, поднялась и обернула наготу в подхваченное с полу одеяло. Васёныш на коленях полз к её ногам.
- Прости… Был в о держании… Такая от тебя исходит мана! В огницу ввергла, в лютую горячность.
- Насилу не быть милу, - вымолвила Всеволожа.
- Огрешился! - принял Косой повинный вид. - Мечтал тебя насилком обрести.
Евфимия, стуча зубами, натянула на ноги мягкие кожаные четыги.
- Жить под насильщиной не стану. Князь поднялся с колен.
- Истинный крест, Офима, не пойму, как это сталось. Вместе же росли… Помнишь, вирши у тебя украл, кои Иван Дмитрия для нас придумал на правописанье буквы «ять»? - и он, напрягшись, прочитал по памяти: «Ъхал лъсом бълый бъс, «Ъсть хотъл и в съти влъз».
- Прелестник! - фыркнула Евфимия. - Взгляни, пожалуй, в каком ты виде, в каком я.
Васёныш оглядел себя в ночной рубахе, бормоча:
- Уйду, вымолив прощенье за невольный грех.
- За вольный вымоли прощение, - жёстко сказала Всеволожа. - И не предо мной, пред Богом!
Князь выпучил глаза, спросил, перекосясь лицом:
- За какой… вольный? Похищенница собралась с духом.
- За убийство старика Морозова в Набережных сенях.
Косой не бросился на неё вдругожды, выскользнул за дверь, громыхнул наружными засовами.
И надо ж было ей несдержно прокричать вдогон:
- Из-под семи замков сбегу!
