– Не надо, милый, ничего от меня скрывать, – услышал он голос Нади над ухом. Жена стояла рядом и через его плечо рассматривала снимки. Ерожин молча протянул ей конверт.
– Можно, я их посмотрю одна? – попросила Надя.
Ерожин увидел, как Надя побледнела, и, обняв ее, тихо сказал:
– Конечно, милая. Делай, как тебе лучше.
Надя прижала снимки к груди и быстро ушла в ванную. Ерожин вернулся в комнату, сбросил халат и улегся. Надя долго не выходила. Вернулась она с покрасневшими от слез глазами и уселась на краешек тахты:
– Ты не спишь?
– Нет, – ответил Ерожин.
– Расскажи мне о них, – попросила Надя.
– Что ты желаешь услышать? – Петр Григорьевич давно побаивался этого разговора.
– Все. Я же их ни одного дня не знала. А они мои родители. Во всяком случае, мама, – Надя с трудом сдерживала слезы.
– Вахида я знал не очень долго. Мы с ним вместе проходили курсы повышения квалификации в Твери. Тогда город еще назывался Калинин, – подыскивая в своих воспоминаниях моменты, с которыми можно поделиться с женой, начал Петр Григорьевич. – Мы жили в одной комнате офицерского общежития. Так и познакомились.
– Представляю, – грустно предположила Надя.
– Что ты представляешь? – растерялся Ерожин.
– Как вы жили в одной комнате… – пояснила жена.
– Нормально жили, – ответил Ерожин, стараясь не выдать смущения. Для Петра Григорьевича это было не очень знакомое чувство, и опыта борьбы с ним подполковник не имел.
Ерожин сдержал слово – до утра они спали, как в первую ночь после возвращения Нади. Утром, когда Петр проснулся, жена уже встала и готовила на кухне завтрак. Ерожин огляделся и заметил на стене возле кровати карточку. Фото крепилось булавками. Он встал и подошел к снимку. С фотографии на подполковника смотрела чернобровая Райхон. Петр Григорьевич покраснел, как мальчик, которого застали за неблаговидным занятием, и поспешил в ванную.
Надя повесила на стену портрет мамы. Фотографии Вахида она порвала на мелкие кусочки и выбросила. Теперь смуглая узбекская красавица немым укором будет сопровождать Ерожина по жизни.
За завтраком Надя была задумчива и с мужем почти не говорила. Только когда он надел костюм и собрался уходить, подошла к нему:
– Петя, ты просил взаймы денег. Взаймы я тебе дать не могу. Возьми так – они наши.
– Нет, Надя. Так я не хочу, – ответил Ерожин, надевая плащ.
– Тогда я подумаю, – сказала Надя и, поцеловав мужа, закрыла за ним дверь.
Вернувшись в комнату, она сорвала со стены фотографию и, прижав ее к груди, громко в голос заплакала.
