Сытин поерзал на стуле; собеседнику передавалось его волнение. Комиссар продолжал:
— Знаю, вы сейчас думаете: что это, мол, он ко мне пристал, какой, мол, деловой разговор может состояться между большевиком, который выступает против частной собственности, и крупнейшим в России капиталистом — владельцем целого концерна издательств и типографий? Думаете ведь? Верно я говорю, Иван Дмитриевич?
— Предположим, что думаю. Вам разве легче от этого?
— Представьте — легче. Дело в том, что нам нужны вы — у вас большой опыт, авторитет. Почему бы вам в самом деле не сотрудничать с нами?
Лицо Сытина выражало недоумение.
— Интересно, интересно, повторите-ка, повторите…
— Короче говоря, помогите новой, советской власти расширить издательское дело, еще больше печатать нужных нашему народу книг и газет. Вы спросите, Иван Дмитриевич, а как же ваши типографии, ваши вложения, ваши бумажные склады?
— Вот именно. Все отдать вам? Собственно, что я говорю — «отдать», сами ведь возьмете.
— Тяжело, конечно, расстаться со своим добром. Знаю: вы сейчас колеблетесь…
Подбельский поднялся, попросил разрешения закурить. Курил очень редко и обычно тогда, когда волновался. Затянувшись и пустив кольца дыма, он подошел к Сытину и как бы невзначай заметил:
— А в сущности говоря, Иван Дмитриевич, вы большое дело делаете. Подумайте: не стоит ли вам заняться издательским делом в еще большем масштабе, чем до сих пор, но по нашим указаниям. А государство вас хорошо обеспечит.
Иван Дмитриевич слушал, сосредоточенно уставив взгляд в неизвестно для чего выдвинутый средний ящик большого резного письменного стола, в котором лежали аккуратно сложенные бумаги.
Подбельский сказал, что они еще вернутся к этому разговору, а пока — с завтрашнего дня — «Русское слово» не должно выходить.
Сытин ничего не ответил. Прощаясь с комиссаром, он вяло протянул руку. Когда дверь за гостем закрылась, Сытин все еще продолжал сидеть за столом.
В таком глубоком раздумье его застал Федор Иванович Благов.
— Долго вы, Иван Дмитриевич, с комиссаром-то беседовали, — начал Благов, желая поскорее узнать подробности разговора.
— Напротив, мало, очень мало. Мне бы надо много о чем порасспрошать, да вот поди-ка, Сытин растерялся.
Только сейчас редактор «Русского слова» обратил внимание на расстроенный вид издателя.
— Вы ведь знаете этого человека?
— Молодчика этого? Знаю, — сказал Благов.
— Не рекомендую вам так называть достойных людей, — посоветовал, чуть возвысив голос, Сытин.
