Теперь Вадим Николаевич с особой ясностью ощутил, что два года работы у Сытина не прошли для него даром. Ему, комиссару по делам печати, сейчас очень пригодились наблюдения за большой организаторской деятельностью старого издателя, за обычаями и законами буржуазной прессы.
Не могло быть никаких сомнений, что именно в таких больших издателях нуждалась советская власть. Правда, политик Иван Дмитриевич неважный, иначе не дал бы волю злобным писакам на страницах своей газеты. Для закрытия «Русского слова» достаточно оснований, но советская власть не зачеркивает полезную деятельность Сытина, не хочет оттолкнуть его.
По правде говоря, Вадиму Николаевичу не обязательно было самому объявлять издателю решение Исполнительного Комитета Московского Совета. Достаточно дать письменное распоряжение или послать в издательство кого-либо из сотрудников комиссариата. Но Вадим Николаевич, человек прямой и откровенный, решил идти сам. Во-первых, личный приход комиссара подчеркивает важность этого акта советской власти. Во-вторых, и это второе было для комиссара по делам печати, как представителя советской власти, главным — Сытин может быть полезен новому строю; он ценный специалист, и с ним впоследствии можно будет сотрудничать.
Сытину доложили о приходе народного комиссара по делам печати.
Грузный, уже чуть согбенный, Иван Дмитриевич поднялся навстречу комиссару.
— Чем обязан такому высокому гостю?
Потом, как бы невзначай, со свойственным ему лукавством, добавил:
— Батенька, говорите все как на духу, мы, кажется, с вами старые знакомые. Слышал, слышал, что вы теперь комиссар.
Во всем облике Сытина, в его немного нескладной фигуре, в его манере говорить чувствовалась незаурядная сила.
— Иван Дмитриевич, — начал комиссар, решив сразу же изложить существо дела, — я пришел объявить вам решение советской власти закрыть «Русское слово»…
Иван Дмитриевич нахмурился, в его обычно добрых глазах сверкнул злой огонек. Он повернул голову в сторону висевшего на стене большого портрета Антона Павловича Чехова. Это движение как бы говорило: «Знаете ли вы, молодой человек, что это великий Чехов надоумил меня купить «Русское слово», знаете ли вы, что это он привел в мою газету многих выдающихся писателей? А вы хотите закрыть газету…»
Молчание затянулось. Наконец Сытин круто повернулся к Подбельскому и со злостью сказал:
— Я буду жаловаться в правительство, поеду к Ленину!
— Не горячитесь, Иван Дмитриевич, — комиссар старался успокоить старого издателя. — Вы, Иван Дмитриевич, человек деловой. Делаете вы большие дела — я бы сказал, государственные. Так давайте и поговорим с вами по-государственному.
