Хайдар, выставив автомат, напряженно смотрел, вперед. Боясь остаться один, он готов был сейчас любой ценой сохранить жизнь ненавистного ему человека. Глаза его бегали от мелькавшей в кустах спины к тому месту за танком, которое указал ему Генджи. Только бы немец не заметил ползущего, не выстрелил…
Возле танка зашевелилась трава, тускло блеснул металл, и Хайдар, вымещая на фашисте злобу, стал палить в это место, пока не опустел диск. Пока, дрожащими руками он вставлял второй, немец встал во весь рост. Хайдар увидел его окровавленное лицо, поднятые руки, всю его жалкую фигуру, едва стоящую на ногах, и снова нажал спуск…
Прощаясь, лейтенант Сатыбалдыев сказал:
— Мы рассчитываем приехать за вами вечером. В крайнем случае завтра утром. Ну, а если что случится… Впрочем, ничего не случится.
Но, видно, что-то случилось. Перевалило за полдень, а за ними никто не приезжал.
— А если они забыли про нас? — хныкал Хайдар. — С голоду помрем.
— Перестань, — недовольно сказал Генджи. — И без тебя тошно.
— Хоть за водой к речке сходить бы…
Генджи знал, что он не решится идти днем, но все же сказал:
— Нельзя, потерпи до темноты.
Оставленный на троих однодневный запас хлеба и спиной тушенки они, не думая, что застрянут здесь, съели еще вчера. Днем, томимые жаждой, они не заметили голода, и только вечером, вдоволь напившись, почувствовали пустоту желудков.
— Правильно говорит русская пословица: «Век живи — век учись» — вздохнул Генджи. — Надо было оставить немного продуктов на всякий случай.
Хайдар глотнул слюну и, промолчав, ушел в другой конец траншеи.
Луна еще не взошла, но звезды горели ярко, освещал землю призрачным светом.
В траве отчаянно трещали кузнечики. Из лесу доносились тревожные крики какой-то ночной птицы. А внизу все журчала, переливаясь на камнях, неугомонная речушка.
И вдруг среди этих звуков Генджи услышал новый звук — будто бы кто-то чавкал поблизости. Он вздрогнул» насторожился. Уж не волк ли? И тут его ноздри уловили запах копченой колбасы. Хайдар…
— Ты что же это? — подскочив к нему, крикнул Генджи срывающимся голосом. — Ты что — один тут? Припрятал и грызешь в одиночку, как волк…
Большая синяя муха села на горбатый нос Хайдара и замерла. Она не двигалась даже когда Хайдар во сне чмокал влажными губами. Может быть, сдохла?
Генджи вспомнил, что бабушка в детстве рассказывала ему о ядовитой крови злых людей. Он махнул рукой. Муха улетела.
Хайдар продолжал спать. Его мясистое, одутловатое лицо и во сне было недобрым. Две глубокие морщины на щеках придавали ему презрительное выражение, а густая черная щетина, отросшая за два дня, делала его мрачным. Но тело не соответствовало выражению лица — было рыхлым и даже на вид немощным.
