Оставался последний бросок.
Он лежал, прижимаясь к земле. В черном небе то и дело вспыхивали и медленно опускались осветительные ракеты. Выбрав момент, Генджи поднялся и стремительно кинулся через поле. Сверху, словно прожектор, ударил по нему нестерпимо яркий свет ракеты, и он снова приник к земле. Но едва погасла она, вскочил и побежал дальше, боясь только одного: чтобы не подстрелили свои.
Перед окопом он снова упал, прислушался. Было тихо, но его напряженный слух уловил впереди не то шепот, не то шорох осыпающейся земли.
— Ребята! — позвал он негромко. — Товарищи!
— Пароль! — сразу же откликнулись из-за бруствера.
— Я свой, — захлебываясь ст радостного волнения, заговорил Генджи, — я во вчерашнем бою к немцам попал, убежал.
— Не русский, что ли?
— Туркмен я.
— Один?
— Один.
— Ну, давай ползи. Только смотри — мы наготове. Чуть что — на тот свет пойдешь.
Генджи узнал голос.
— Это ты, Мороз?
В окопе помолчали. Потом тот же голос сказал:
— Генджи, что ли?
Сатыбалдыев молча выслушал его сбивчивый, горячий рассказ. Потом сказал:
— Вот ведь как бывает. Ну, ладно. То хорошо, что хорошо кончается. Вовремя ты явился. На рассвете уходим. Сменяют нас. Иди отдыхай пока.
Сильно поредевший, измотанный боями взвод Сатыбалдыева отвели на отдых. Солдатам выделили домик, стоящий среди виноградников.
День был теплый. Генджи лёг в тени под яблоней, закинул руки за голову и стал бездумно, наслаждаясь бездельем и тишиной, смотреть в синее небо. Там, в вышине, совсем как в мирное время, кружились голуби, и ему приятно было следить за их полетом.
Неподалеку, в соседнем доме, остановились солдаты из пополнения. Они разговаривали, смеялись, плескались водой, но Генджи не обращал на них внимания. И вдруг ему показалась, что там раздался хрипловатый басок Хайдара. Генджи сразу же сел, вглядываясь в лица солдат. И он увидел Хайдара. Голый по пояс, он вытирал полотенцем свою щуплую грудь и блаженно улыбался.
— Ну, рассказывай, вояка, — сказал Хайдар, — сколько человек уже убил.?
Генджи нахмурился.
— Я солдат, не убийца.
— Ладно, не придирайся к словам. Конечно, я имел в виду фашистов.
— Не считал…
Хайдар нагнулся, сказал доверительно:
— Напрасно. Может пригодиться. Мне тут наши ребята рассказывали, что ты уже успел подпортить свою биографию…
— То есть как это?
— Ну, ну, не смотри на меня так. Был в плену?
— Так я же… — от возмущения у Генджи сорвался голос.
— Не кипятись, — Хайдар посмотрел на него с обидным сочувствием. — Я же объяснял тебе, что такое анкета. Там, — он многозначительно поднял палец, — не будут разбираться, кто ты, да что ты, просто дадут анкету — заполни. А в ней — такой вопросик: «Был ли в плену?» И в скобочках пояснение: да, нет. И все. Написал «да», — значит, нет тебе доверия.
