Они остановились на вершинѣ крутой горы ярдовъ во сто вышиною; наверху была неровная и открытая плоскость, ярдовъ на семьдесятъ устланная какъ богатымъ ковромъ золотистыми цвѣтами вереска, разливавшими восхитительный ароматъ въ свѣжемъ, раздражительномъ воздухѣ. Одинъ край пустоши склонялся къ прозрачному пруду, въ которомъ отражались дикіе, песчаные обрывы, отвѣсно возстававшіе на противоположномъ берегу. Сотни комаровъ нашли себѣ тутъ пристанище и кружились въ эту минуту надъ прозрачною водою, рѣзвясь и погружая въ нее крылья. Около этого пустыннаго пруда казалось водились всевозможные роды птицъ: трясогузки собрались вокругъ его береговъ, коноплянки качались на самыхъ высокихъ вѣткахъ вереска и множество другихъ невидимыхъ пѣвцовъ, спрятанныхъ за пригорками, допѣвали свои вечерніе гимны. На дальнемъ краю зеленой пустыни, какъ разъ у дороги, стояла гостиница, скорѣе походившая на ферму и очень удобно расположенная для доставленія лошадей или отдыха усталымъ путешественникамъ, взбирающимся на гору. Это было длинное, низкое строеніе со множествомъ слуховыхъ оконъ на солнечную сторону, необходимыхъ при такомъ открытомъ расположеніи, и со странными и прихотливыми выступами по обѣимъ сторонамъ. Передъ главнымъ фасадомъ былъ широкій навѣсъ съ гостепріимными скамьями, гдѣ дюжина человѣкъ могла сидѣть и наслаждаться чистымъ воздухомъ. Прямо передъ домомъ росъ развѣсистый кленъ, подъ тѣнью котораго были разставлены скамьи («кровъ патріархами любимый»). На вѣтвяхъ его со стороны дороги красовалась невѣроятная вывѣска, благоразумно снабжонная объясненіемъ, гласившимъ, что дерево называется королемъ Карломъ.
Вблизи этой удобной, спокойной и уединенной гостиницы находился другой прудъ, служившій для домашняго обихода фермы; въ немъ поился рогатый скотъ, скотъ возвращавшійся въ поле послѣ доенья. Медленныя, лѣнивыя движенія животныхъ навѣвали на зрителя какое-то дремотное чувство. Руфь и Беллингемъ пошли поперегъ поля, чтобы выйти на дорогу у гостиницы. Рука въ руку, то накалываясь на длинныя сучья, то увязая въ пескѣ, то ступая по мягкому ковру вереска, придающаго такую свѣжесть картинамъ осени, или попирая тминъ и другія душистыя травы, шли они оживляя свой путь веселыми взрывами смѣха. Выйдя на дорогу, Руфь остановилась на вершинѣ холма въ нѣмомъ изумленіи отъ картины, разостлавшейся предъ ея глазами. Холмъ внезапно спускался въ долину, разстилавшуюся миль на двѣнадцать или болѣе. Трупа темныхъ шотландскихъ елей вырисовывалась на западномъ небѣ, рѣзче отдаляя другіе предметы на горизонтѣ. Долина, раскинувшаяся подъ ногами, была покрыта лѣсомъ, одѣтымъ нѣжною зеленью весны; листья распустились уже на всѣхъ деревьяхъ, кромѣ осторожнаго ясеня, придававшаго мѣстами пейзажу пріятный, сѣроватый отливъ. Вдали виднѣлись колокольни, башни и ряды трубъ далекихъ фермъ, надъ которыми поднимались въ золотистомъ воздухѣ тонкія колоны голубого дыма. Горизонтъ заканчивался холмами, облитыми багряною тѣнью заката.
