— А уж как холодать начало, так тут он, фашист-то, совсем остервенел. Прискочут на машине, часового оставят, а сами в избу шасть — и ну хватать все подряд: одеяла, подушки, матрацы. Аж пеленки из детской люльки и те хватали да на морды накручивали…
Неожиданно для себя я был назначен комендантом заводской части Сталинграда. Назначение это было очень ответственно и сопряжено с большими трудностями, которые легли на плечи дивизии.
Главная наша задача заключалась в том, чтобы способствовать восстановлению в районе жизни в самом широком смысле слова. А для этого нужно было здесь, на территории завода и заводского поселка, прежде всего стереть с лица земли страшные следы, оставленные смертью. И в самом Сталинграде, и на подступах к нему остались непогребенными десятки тысяч трупов немецких солдат и офицеров.
По десять — двенадцать часов в сутки работали бойцы, чтобы успеть до прихода весны их захоронить и не допустить распространения инфекции и эпидемии.
Было еще одно обстоятельство, усложнявшее работу коменданта. В полуразрушенном здании на территории заводского поселка остался немецкий госпиталь. Нам пришлось взять над ним шефство, и из соображений гуманности, и опять-таки из чисто санитарной необходимости.
В госпитале уже работала бригада армейских врачей. Мы с несколькими офицерами штаба отправились туда, чтобы выяснить, чем можно им помочь.
Не считаю себя слабонервным или излишне впечатлительным, но картина, которая представилась нам у входа в госпиталь, произвела на меня тяжелейшее впечатление.
У самой входной двери, слегка припорошенные снегом, высились странные штабеля. Оказалось, что персонал госпиталя, не утруждая себя или боясь попасть под бомбежку, всю зиму складывал здесь тела умерших солдат и офицеров.
То, что мы увидели внутри госпиталя, было не менее удручающим. Раненые лежали всюду: на колченогих железных кроватях, на деревянных нарах и лавках, прямо на полу. По полуразрушенным помещениям гуляли сердитые сквозняки, роились снежные осы, тягуче разносились стоны раненых и грубые окрики немецких санитаров.
Наши врачи, выйдя из операционной, недоуменно пожимали плечами.
— Да-а! — сказал один из них. — Первый раз вижу такую операцию.
— Что, очень сложная? — спросил я.
— Да нет, не в этом дело. Просто работал не врач, а костоправ средневековый. Грубо, рывком, будто не живого человека режет. И антисептики никакой. А техника, техника…
Мы остановили проходившего мимо врача-немца.
