— Я им следую.
— Наблюдение за Жаном Морейлем по ночам?
— Мы с Обри уже условились. С сегодняшнего вечера начнем.
— Дай Бог счастья… Но следи и за самим собой. Обещаешь?
— До свидания! — сказал Лионель, не возвращая матери ее долгого поцелуя. — А вы следите за своими нервами! Вы меня расстраиваете своими индусскими историями!
Мадам де Праз обернулась на пороге. Бледная умоляющая улыбка показалась на ее губах. Лионель с недоумением поднял кверху свои атлетические плечи, задрапированные кимоно.
Месяцем раньше было бы очень трудно вести наблюдение за домом Жана Морейля, но в конце апреля деревья, окаймлявшие некогда триумфальный путь и только что одевшиеся богатой листвой, значительно облегчили это дело.
Обри наметил зеленую чащу, расположенную как раз против калитки особняка. Лионель должен был присоединиться к нему в десять часов вечера, чтобы им вместе начать работу на этом естественном наблюдательном посту.
Им не стоило никакого труда проскользнуть туда незаметным образом. Несмотря на то, что было светло от электрических фонарей, безлюдность этих мест упрощала операцию.
— Что за поганое занятие! — проворчал Лионель.
Обри приложил палец к губам, и они приступили к делу.
В трехэтажном особняке было тихо, все окна тонули во мраке, за исключением двух, выходивших не на улицу, а в сад. За решеткой виднелись деревья, поднимавшие к небу свои широкие ветви. Узкие полоски света прорезывали тень, отбрасываемую фасадом, и свидетельствовали о том, что одна из комнат, защищенная ставнями, освещена.
Это был кабинет Жана Морейля. Лионель и Обри знали это, но не это интересовало их. Они собирались выследить не Жана Морейля, а ту особу, которая, по их предположениям, пользуется ночным временем, чтобы проникнуть в особняк с согласия молодого человека, несмотря на то, что он был уже женихом Жильберты.
Лионель следил глазами за редкими прохожими, но ему становилось невтерпеж, и он время от времени прогуливался взад и вперед и высмеивал и осуждал выдумку матери. Теперь, находясь за этой завесой из листвы, перед мирным и немым отелем, перед этими освещенными окнами, говорившими об усидчивом труде, он более чем когда-либо сознавал, что подозрения мадам де Праз — плод ее воображения. Разве не смешно торчать здесь и шпионить в компании с привратником, имея целью поймать кого-то, кто, конечно, не придет и даже вовсе не существует?
Лионель чувствовал, что его скверное настроение постепенно переходит в ярость.
