— Мои сны крайне интересны, — говорит Сидролен.
— Все так думают. Но доказать это невозможно, потому как их нельзя сравнить.
— Ну, мои!.. — говорит Сидролен, — если бы я их записал, получился бы целый роман.
— А вам не кажется, что романов и так предостаточно?
— Не беспокойтесь, — говорит Сидролен, — я не принадлежу к труженикам пера.
— А я и не беспокоюсь, еще чего!
— Видите ли, — говорит Сидролен, — когда вы сказали, что нельзя рассказывать сны, я подумал, что это из-за психоанализа и психоаналитиков.
— Чего-чего?
— Психоанализ. Вы разве не знаете, что это такое?
— Нет.
— А я думал, вы получили образование.
— Ну нельзя же знать все на свете! — отвечает Лали.
— Как это верно!
И поскольку Сидролен покончил с тунцовым филе, он осведомился о продолжении в следующих словах:
— Что же будет на второе?
— Банка печеночного паштета. Устраивает?
— Не хочу вас обидеть, — говорит Сидролен, — но сготовить такой обед и я бы сумел.
— Мсье Альбер уверял меня, что вы человек сговорчивый, а вы только и делаете, что ворчите.
— Ба! — говорит Сидролен, — нельзя уж и покритиковать слегка.
— Ладно, замнем для ясности.
И она приносит банку печеночного паштета.
— Мне сесть? — спрашивает она.
— Конечно.
Сидролен молча и меланхолично намазывает на хлеб печеночный паштет.
— Ну так что ж это за штука? — спрашивает Лали, — та, что со снами.
— Психоанализ?
— Вот-вот.
— И психоаналитики?
— Ну-ну.
— Значит, так, — говорит Сидролен, прилежно жуя свой сандвич, — это такие люди, которые толкуют сны. Они копают глубоко и в конце концов докапываются до сути — эти самые люди. Ну а среди нас есть такие, что опасаются их и не хотят, чтобы до их сути кто-нибудь докопался, — вот они-то никогда и не рассказывают свои сны.
— Подумаешь, тоже мне потеря! — говорит Лали.
— Значит, вы решительно против?
— Против чего?
— Против того, чтобы рассказывать сны.
— Я уже вам сказала: на мой взгляд, это невоспитанно и даже как-то неприлично.
— Ладно, я учту.
Сидролен приканчивает паштет, рассеянно поглядывая на другой берег, где какой-то рыболов, привязав лодку к колышку, готовит свою снасть; рядом сидит собака, она тоже смотрит на него.
— Вы рыбу ловите? — спрашивает Лали у Сидролена.
По справедливости ей следовало бы задать этот вопрос человеку с того берега, но тогда ей понадобился бы рупор.
— Нет, — отвечает Сидролен (а не рыболов с того берега, который, ясное дело, не слышал вопроса, а если бы услышал, то, конечно, ответил бы «да»). — Мне рыбная ловля не нравится. Я считаю, это жестокое занятие.
