— Тебе спасибо. Я тоже не думала.
Он удивленно засмеялся:
— Да ты серьезно?! — И, отчаянно спасая положение, запел из мультика: — А-ай, дядюка я, дядюка-а, бояка, привере-е-дина-а… — Но, видя, что ее это нисколько не радует, поспешил сменить пластинку: — Слушай, а ты в иняз не собиралась?
Она посмотрела на него без улыбки, потом, чуть помедлив, проговорила:
— С чего бы вдруг?
— У тебя отличное произношение, а у меня абсолютный слух. Хотя я слышал всего одну фразу. Как там? Напомни, пожалуйста.
— Айм сэтисфайт?
— Ну! Слышно же! Айм сэтисфайт. Я даже знаю, как это пишется. Спорим?
— Не спорим.
— Ты мне и так веришь, да?.. Мерси. Сэнкю. Грациа вери мач. Ду ю шпрехен рюс?..
Она молчала, насмешливо выжидая, что он придумает еще, но он не унывал:
— А вообще, я страшно завидую всем, кто знает языки. Огромное преимущество. С английским можно спокойно позвонить в Нью-Йорк, например, поболтать с кем-нибудь.
— О чем?
— Да ни о чем. О погоде. «Хэллоу! — Хэллоу! — Ну как там у вас погодка? — Да так, ничего себе. — Ну о’кей, у нас тоже ничего». И все на английском — с ума сойти!..
Насчет инязов он, конечно, плел с кондачка, чтобы хоть как-то вернуть ей былое настроение.
А друг о друге они почти все уже выяснили ночью.
Оказалось, она училась в художественной школе, поступала прошлым летом в Суриковское (живопись, графика), не добрала там какого-то балла и теперь, подрабатывая в Центральном Парке маляром-подмастерьем, снова готовится к абитуре.
Когда он это услышал, он ее просто жуть как зауважал. Хотя тут же стал хвастать, что будто бы знал, по глазам догадался, когда подумал, что она поэтесса. Впрочем, это не так уж далеко от истины: художники сродни поэтам, в толпе не затеряются, если только, правда, не в толпе поэтов и художников.
— Ты клоун, — печально сказала она, тоже зная, где он учится, но подразумевая, видимо, его циркачество и ветер в голове.
И тут, стремясь развлечь ее во что бы то ни стало, он почувствовал момент:
— Я — клоун?! — изумился и возмутился по-петушиному. — А ты-то кто такая?!
— Никто.
— А как тебя зовут?
— Никак.
— Вот видишь, ты даже имени не знаешь своего, а я-то знаю.
— Ничего ты не знаешь.
— Я знаю, как тебя зовут, вот.
— Ну… — с проблеском интереса. — Как?..
— Хм… — хитро прищурился. «Мне очень жаль, но помочь ничем не могу».
— Не знаешь… — улыбнулась и даже засмеялась, довольная.
И действительно забавно: она — тогда, на детской площадке — не соизволила назвать свое имя, а он — после — не соизволил полюбопытствовать еще раз, ждал, когда она сама откроется, и не дождался.
