Тонъ его, напротивъ, былъ простой, серьезный, благоразумный. Письмо, несмотря на содержаніе, было написано совершенно не шутливо, и лишь вспомнивъ годы и странности старой дѣвы въ связи съ нѣкоторыми мѣстами письма: это деликатное напоминаніе о теоріи сродства душъ — „намъ предопредѣлено не оставаться чуждыми другъ для друга“, — явную боязнь показаться слишкомъ смѣлой, намекъ на молодость, довольно спорную, наивно извиняющуюся въ томъ, что она не пугается, это — „мой милый Мишель“, немного поспѣшное, — хотѣлось улыбнуться. Что же касается этого восхитительно-простодушнаго: „я ничего не подозрѣвала“, „какъ вы хорошо скрыли вашу игру“ — мистификаторъ употребилъ бы здѣсь фразы въ родѣ: „я едва осмеливаюсь считать себя любимой“ или „я воспрещала себѣ видѣть въ вашемъ вниманіи что-либо иное, кромѣ состраданія“ — отголосокъ скучныхъ и немного утомительныхъ намековъ, которые облюбовали въ прошломъ году г-жа Бетюнъ и ея сынъ съ того вечера, когда Мишель изъ сочувствія къ ея одиночеству пошелъ посидѣть съ миссъ Сарой, дружески разговаривая съ ней о прекрасной погодѣ и о школьномъ преподаваніи въ Америкѣ.
По нѣкоторомъ размышленіи не оставалось никакого сомнѣнія: письмо, прибывшее въ башню Сенъ-Сильверъ, было конечно слѣдствіемъ дурной шутки, но оно не было непосредственно дѣломъ злого шутника. Бѣдная воспитательница сама его написала своимъ лучшимъ и самымъ чистымъ стилемъ; она отвѣтила, ничего не подозрѣвая, на дѣйствительно полученное ею предложеніе. Въ то время какъ Мишель припоминалъ поддразниванья своихъ друзей въ Прекруа, воспоминаніе о недавнихъ хитрыхъ планахъ Клода пришло ему также на умъ. Развеселенный затѣянной первоапрѣльской шуткой надъ класснымъ наставникомъ, и зная, что почеркъ Мишеля одинъ изъ тѣхъ, которымъ легко можно подражать, лицеистъ рѣшилъ расширить поле своихъ дѣйствій и отправить письмо „1-го апрѣля“ бѣдной миссъ Сарѣ, принявшей его вполнѣ серьезно и прочитавшей удивительное посланіе, не обративъ вниманія на фатальное число. Клодъ конечно не надѣялся на такой полный, ни, въ особенности, на такой продолжительный успѣхъ своей шутки.
Оскорбленный тѣмъ, что его примѣшали къ этой глупой исторіи, и полный сожалѣнія къ несчастной, которой вѣтренность Клода болѣе коснулась, чѣмъ его самого, Мишель счелъ своевременнымъ отправиться въ Прекруа, передать г-жѣ Бетюнъ полученное имъ письмо и выдать безъ замедленія очень вѣроятную виновность будущаго бакалавра. Затѣмъ онъ подумалъ, что г-жа Бетюнъ разскажетъ все своему мужу, а этотъ послѣдній, вспыльчивый до такой степени, что въ минуты гнѣва не въ состояніи соразмѣрять ни своихъ словъ, ни своихъ поступковъ, наложить, можетъ быть, на Клода слишкомъ жестокое и, главнымъ образомъ, слишкомъ грубое наказаніе.
