Самымъ разумнымъ и самымъ человѣчнымъ являлось рѣшеніе сдѣлать тайно и непосредственно выговоръ Клоду, приказавъ ему самому написать миссъ Сарѣ письмо съ почтительнымъ объясненіемъ и прочувствованнымъ извиненіемъ. Итакъ, Мишель рѣшилъ на слѣдующій же день написать своему юному другу; Бетюнъ, который собирался отправиться въ Шантильи, ничего не узнаетъ о посланіи, и происшествіе закончится довольно благополучно.
Одно мгновеніе Мишеля забавляла мысль, какую бы мину сдѣлали Даранъ и Колетта, узнавъ объ его побѣдѣ надъ сердцемъ миссъ Сары. Затѣмъ онъ забылъ Клода и его шалость. Онъ сошелъ въ небольшой паркъ и сталъ гулять подъ деревьями, дыша лѣснымъ воздухомъ и съ удовольствіемъ замѣчая успѣхи роста своихъ дорогихъ растеній, тѣхъ, которыя стремились „подняться до звѣздъ“.
Мишель, конечно, отказался отъ намѣренія, принятаго наканунѣ, отправиться въ Прекруа. Ни за что на свѣтѣ онъ не хотѣлъ бы рискнуть встрѣтиться со своей счастливой и застѣнчивой невѣстой. Одна мысль о многозначительной улыбкѣ, которой она не преминула бы его привѣтствовать, бросала его въ ознобъ.
Бродя по полямъ, роскошно зеленѣвшимъ и усѣяннымъ цвѣтами, онъ дошелъ до Ривайера, гдѣ хотѣлъ справиться объ условіяхъ найма коттэджа для Жака Рео на лѣтніе мѣсяцы.
Многочисленныя развлеченія храмового праздника запрудили деревню. Мишель захватилъ по дорогѣ шорника Камюса, хозяина виллы „Ивъ“ съ большимъ трудомъ увелъ его къ нему домой и объяснилъ ему причину своего визита. Лукавый крестьянинъ, поддерживаемый своей еще болѣе хитрой женой, потерялъ въ разглагольствованіяхъ, осторожныхъ отступленіяхъ и еще болѣе осторожныхъ предложеніяхъ добрыхъ десять изъ пятнадцати минутъ ихъ бесѣды, но наконецъ они сговорились, и Мишель, покинувъ Камюса, съ наслажденіемъ вдыхалъ вольный воздухъ.
Съ обѣихъ сторонъ главной улицы прогуливались люди съ празднично-блаженнымъ или задорно веселымъ видомъ, останавливались передъ лавками, стѣны которыхъ были обтянуты дешевымъ ситцемъ краснаго цвѣта и убраны стеклянной посудой. На площади, гдѣ возвышались театръ, звѣринецъ и другія болѣе дорогія мѣста развлеченій, праздникъ былъ въ полномъ разгарѣ. Оглушенный музыкой каруселей, криками продавцовъ, скрипомъ турникетовъ, безпрерывными выстрѣлами на тирѣ, шумомъ, грохотомъ обрушивающихся фигуръ въ „jeu de massacre“ [15], Мишель терпѣливо пробивался сквозь толпу, стараясь по возможности никого не толкать. Передъ пирожной съ полдюжины мальчишекъ въ возрастѣ отъ пяти до восьми лѣтъ, съ запачканными лицами, въ жалкихъ лохмотьяхъ смотрѣли жадными глазами на миндальное печенье, которое ежеминутно подавалось автоматомъ и тотчасъ же съ хрустѣніемъ съѣдалось болѣе состоятельными мальчиками, дѣтьми одного Ривайерскаго крестьянина.
