Дверь в ванную закрылась. Судя по последним выпадам и замечаниям, свой день рождения Майлс собирался отметить самым экстравагантным образом.
Для Элизабет двадцатипятилетие Майлса и семью годами спустя, тридцати двухлетие, приведшее к трагедии, слились в единое целое. Не то, чтоб они были неотличимы — хотя на обоих днях рождениях Элизабет была изрядно пьяна — нет, скорее оба они были отмечены очень важными событиями. В день двадцатипятилетия Майлса Элизабет добилась первого успеха как писатель. В день же тридцатидвухлетия у Элизабет не осталось никаких сомнений относительно Майлса. Разумеется, все эти годы к ним приходили гости, но все эти вечеринки, как и предыдущие, смешались в одну кучу, в одно бесконечное сборище: пронзительная музыка, масса людей, обрывочные разговоры с гостями, чьих имён она не могла запомнить, разговоры на темы, нисколько её не интересующие. Но два этих дня рождения стояли особняком. Она ясно помнила — хотя и сквозь пьяное марево — как они начинались и как кончались. Элизабет прокручивала в памяти их сценарии в те тяжкие недели, когда ей казалось, что она всё преодолеет, но в конце концов поняла, что силы её на исходе. Она помнила оживлённость Майлса накануне прихода гостей, его галантность по дороге в винный магазин за двумя ящиками бокалов, помнила, как он всякий раз обегал её, чтобы оказаться между краем тротуара и ею, как всё больше и больше возбуждался, перемешивая салаты и откупоривая бутылки. А потом, когда веселье было в самом разгаре, он встал на табуретку, стараясь не качаться, хлопнул в ладоши и громовым голосом объявил, что у его жены появились первые признаки литературной гениальности. Элизабет с трудом охладила пыл Майлса, уже было собравшегося прочесть рассказ вслух прямо с табуретки, но всё равно ей все аплодировали, и, как это ни странно, ей было приятно. Да, таким был этот день рождения: колоссальный успех, почти случайное опьянение, то ли от восторга, то ли от вина. Семь лет спустя всё было иначе, хотя всем, кроме Элизабет, было хорошо. Майлс приехал из студии лишь за двадцать минут до прихода первого гостя и заперся в ванной. Пока молоденькая швейцарка-няня ставила на стол пирог с овощами и сыром, холодную курицу и домашний майонез, Элизабет выписывала шоколадным кремом на торте: С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ МАЙЛС 32. Как только обоих детей уложили спать, Элизабет сознательно начала напиваться: сперва выпила неразбавленного виски, потом сидра, а после красного вина. Язык у неё стал заплетаться, но острота зрения не притупилась. Элизабет отметила, что гости ведут себя с каждым годом всё любезней, отчасти благодаря успехам Майлса, отчасти благодаря её крепнувшей репутации: на её счету уже был один роман.
