Божественная комедия | страница 81




>1 Подняв уста от мерзостного брашна,

      Он вытер свой окровавленный рот

      О волосы, в которых грыз так страшно,


>4Потом сказал: "Отчаянных невзгод

      Ты в скорбном сердце обновляешь бремя;

      Не только речь, и мысль о них гнетёт.


>7 Но если слово прорастёт, как семя,

      Хулой врагу, которого гложу,

      Я рад вещать и плакать в то же время.


>10 Не знаю, кто ты, как прошёл межу

       Печальных стран, откуда нет возврата,

       Но ты тосканец, как на слух сужу.


>13 Я графом Уголино был когда-то,

       Архиепископом Руджери — он;[485]

       Недаром здесь мы ближе, чем два брата.


>16 Что я злодейски был им обойдён,

       Ему доверясь, заточен как пленник,

       Потом убит, — известно испокон;


>19 Но ни один не ведал современник

       Про то, как смерть моя была страшна.

       Внемли и знай, что сделал мой изменник.


>22 В отверстье клетки — с той поры она

       Голодной Башней называться стала,

       И многим в ней неволя суждена —


>25 Я новых лун перевидал немало,

       Когда зловещий сон меня потряс,

       Грядущего разверзши покрывало.


>28 Он, с ловчими, — так снилось мне в тот час, —

       Гнал волка и волчат от их стоянки

       К холму, что Лукку заслонил от нас;


>31 Усердных псиц задорил дух приманки,[486]

       А головными впереди неслись

       Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки.[487]


>34 Отцу и детям было не спастись:

       Охотникам досталась их потреба,

       И в ребра зубы острые впились.


>37 Очнувшись раньше, чем зарделось небо,

       Я услыхал, как, мучимые сном,

       Мои четыре сына[488] просят хлеба.


>40 Когда без слез ты слушаешь о том,

       Что этим стоном сердцу возвещалось, —

       Ты плакал ли когда-нибудь о чём?


>43 Они проснулись; время приближалось,

       Когда тюремщик пищу подаёт,

       И мысль у всех недавним сном терзалась.[489]


>46 И вдруг я слышу — забивают вход

       Ужасной башни; я глядел, застылый,

       На сыновей; я чувствовал, что вот —


>49 Я каменею, и стонать нет силы;

       Стонали дети; Ансельмуччо мой

       Спросил: «Отец, что ты так смотришь, милый?»


>52 Но я не плакал; молча, как немой,

       Провёл весь день и ночь, пока денница

       Не вышла с новым солнцем в мир земной.


>55 Когда луча ничтожная частица

       Проникла в скорбный склеп и я открыл,

       Каков я сам, взглянув на эти лица, —


>58 Себе я пальцы в муке укусил.

       Им думалось, что это голод нудит

       Меня кусать; и каждый, встав, просил:


>61 "Отец, ешь нас, нам это легче будет;

       Ты дал нам эти жалкие тела, —