— Понимаешь, малец, дело какое… Только Петр Леонтьевич вышел, а у нас чуть было авария не приключилась. Мастер говорит мне: «Беги, догони инженера. Он, наверно, еще до дому не дошел». Ну, я и побежал. Да вот незадача…
Человек с досадой машет рукой, встает и уже в дверях оборачивается, опять словно рассуждая сам с собой:
— Где бы это он мог быть?
При слове «авария» сердце Никиты тревожно сжимается, ему хочется сказать, что папа дома, что он тут, сидит за обеденным столом, но отступать уже поздно, и Никита продолжает лгать и изворачиваться так, как подсказывает ему его маленький житейский опыт:
— А он… а он вчера говорил, что у него какое-то совещание…
— Совещание! Какое совещание?
— Не знаю… Очень важное совещание, — добавляет Никита для большей убедительности.
— Ну, что ж. На нет и суда нет. — И человек уходит, устало вобрав голову в плечи.
— Кто это был? — спрашивает отец, едва Никита появился в столовой.
Никита исподлобья глядит на родителей, в ушах его все еще стоит взволнованный голос: «Понимаешь, малец, чуть было авария не приключилась». И он не знает, как еще папа отнесется к его выдумке о совещании.
— Там был такой… такой высокий, худой, со шрамом.
— Иванов, — догадывается отец. — Что ему нужно было?
— Он спрашивал тебя. Говорил, какая-то авария чуть не случилась.
На лбу отца гармошкой собираются мелкие складочки, тревожный взгляд останавливается на Никите.
— И что же ты сказал?
— Я… я ответил, — нерешительно мнется Никита, которому все кажется, что сейчас должна разразиться гроза. — Я ответил, что ты на совещании.
Складочки на лбу отца раздвигаются, лицо проясняется, и, засмеявшись коротким довольным смешком, он притягивает Никиту к себе и ласково треплет за вихор:
— Да ты у меня настоящий дипломат! Дипломат!
— Папа, — робко спрашивает Никита, — а как же авария?
— Ничего, обойдутся без меня, — сухо говорит отец. Вопрос Никиты ему, видимо, неприятен, потому что он добавляет недовольным тоном: — Ты ешь, котлета остынет.
* * *
Вечереет. Опять падает редкий пушистый снежок, и белые хлопья, вылетающие из темноты, как бабочки, кружатся в свете уличного фонаря, что стоит у самого дома. Никита включает настольную лампу и садится за уроки. Из прихожей доносятся звонки, смех, оживленные возгласы мамы, снова звонки, и внимание его рассеивается: Никита скользит взглядом по строчкам, но ничего не видит. Кое-как успевает закончить письменные задания и берется за географию.
Он прислушивается к голосам, долетающим из столовой и, заткнув уши, начинает читать: «Азия — огромная часть света… Когда в Сингапуре солнце стоит прямо над головой, на мысе Челюскин оно бывает совсем низко над горизонтом…» Голоса из соседней комнаты слышны все громче и громче… Никиту мучает любопытство, он не выдерживает, отрывается от учебника и долго смотрит через щель в двери.
